Золотой дикобраз

В огромном зале перед массивным мраморным столом она произнесла умную, блестящую речь, в которой выразила признательность высокому собранию. Но в особых благодарностях не рассыпалась, подчеркнув, что считает принятое решение естественным, единственно правильным и возможным. Повернувшись к юному королю, она улыбнулась доброй материнской улыбкой и заверила уважаемых депутатов, что ее брат будет прекрасным королем, либеральным и понимающим нужды подданных. Внимательно следила она, чтобы не упомянуть имя своего отца, который многим из присутствующих наступал на мозоли.

Депутаты нашли ее очаровательной. Такая молодая и красивая, а сколько ума! Очень редкая комбинация для женщины. И какой счастливый король, что у него такая мудрая опекунша. Она закончила речь под бурные овации зала и, держа брата за руку, проследовала к выходу. Когда они проходили мимо Людовика довольно близко, она смерила его презрительным взглядом, а Карл чуть все не испортил, с улыбкой помахав Людовику рукой. Анна незаметно одернула его.

Людовик тоже тепло улыбнулся королю, а затем быстро улыбку погасил, чтобы Анна не подумала, что она адресована ей. Он вообще старался придать своему лицу безразличное выражение, хотя внутри все горело. А когда она проходила мимо, на него пахнуло знакомым ароматом испанского крема, и ноздри его затрепетали. О, Боже, сколько еще продлится эта пытка!

* * *

И вот Людовик и Дюнуа снова в пути, по дороге в Бретань.

— Нет худа без добра, Людовик, — заметил Дюнуа. — Сейчас, по крайней мере, тебе не придется разочаровывать герцога Франциска. Сразу, как приедем, можно будет подготовить брачные бумаги.

Людовик молча кивнул.

Герцог был в восторге, Анна-Мария — на седьмом небе. Всюду, где только могла, она сопровождала Людовика, а ямочки на ее щеках то появлялись, то исчезали с очаровательной непредсказуемостью.

Она любила беседовать с Дюнуа, у них был один и тот же кумир, и Дюнуа с грубоватой нежностью бабушки (но мужского пола) был рад поведать ей о Людовике все.

— Он что, всегда такой веселый? — спрашивала она.

— Ну смеется он много, и большей частью над собой.

— А что заставляет его смеяться над собой?

— Это он так клянет себя за ошибки. Да и то, ведь если представить, один человек поднялся против целого королевства. Как тут избежать ошибок?

— Но сами-то вы знаете, что он в конце концов победит, не так ли? — спрашивала она, заранее зная ответ, но ей очень хотелось его услышать.

— В том, что он в конце концов победит, у меня сомнений нет. Никаких!

Коронация нового короля была назначена на пятнадцатое мая, и важную роль в церемонии должен был играть Людовик, поскольку он был следующим после короля по близости к трону. Но Людовик ехать отказался.

«Если с такой легкостью оказалось возможным игнорировать мои права наследника, я не вижу необходимости в моем присутствии на коронации», — писал он Анне.

«Если герцог Орлеанский на своем знаменитом белом коне триумфально не проследует через город, это вызовет скандал во всей Франции», — писала Анна в ответ.

Конь и вправду был у него знаменитый. Ни один парад, ни одна торжественная королевская процессия не обходились без него.

Людовик смеясь писал: «Я готов отправить своего белого коня послом в Реймс, но сам приехать отказываюсь».

Она написала снова: «Я перенесла церемонию на двадцать второе мая. У тебя еще есть время подумать. Ты должен забыть о своих личных обидах. Это твой долг перед Францией».

Он ответил: «Если даже церемония будет отложена до Судного Дня, и то у меня не хватит времени понять, почему так все несправедливо — я должен Франции все, а Франция мне ничего».

Коронация была вновь отложена до двадцать пятого. Для Анны было очень важно, чтобы на ней присутствовал Людовик. Если он не явится, то вновь всплывет вопрос о регентстве. Она решила применить более жесткую тактику: «Мой брат просил передать тебе, что, если ты не явишься на церемонию коронации двадцать пятого, он будет считать это государственной изменой».

Людовик рассмеялся и окунул перо в чернильницу: «Ты пишешь «мой брат просил передать тебе то-то, он будет считать это изменой, если ты не приедешь». Какой у тебя, однако, умный брат! Нет, дорогая Анна, у твоего брата в голове только то, что ты впихиваешь ему в мозги».

Тут всполошился герцог Франциск.

— Если вы не явитесь на церемонию, то с первого же дня осложните свои и без того непростые отношения с королем. Почему бы вам не пойти и не подержать корону над головой бедного мальчика? Вас от этого не убудет.

Дюнуа запротестовал:

— Если мы во всем будем уступать…

Но Людовик оборвал его:

— Конечно, я поеду. Я и не собирался поступать иначе, но мне хотелось их немного подразнить. Чуть-чуть. Такое, знаете ли, детское желание. Конечно, я поеду на своем белом коне и постараюсь быть очень галантным. И я увенчаю голову маленького болвана драгоценной короной. В общем, все будут довольны.