Золотой дикобраз

— Ты имеешь в виду наш тогдашний разговор? Но, если ты вспомнишь, я сказал, что никогда не желал ему зла. И вся моя жизнь подтверждение этому. Анна-Мария, вспомни, что плели про меня все это время. Да Боже мой, одного кивка моего было достаточно, чтобы Карла давно уже убили, и я сидел на троне.

Она знала, что это правда. Если бы герцог Орлеанский желал смерти короля, Карл был бы в могиле уже много лет назад. Но если они не согрешили действием, то в мыслях-то уж согрешили точно.

— И все же мы желали ему смерти, — грустно повторила она.

Он покачал головой.

— Нет и еще раз нет. Если бы я желал смерти Карлу, я бы позволил ему умереть тогда в Италии. Это было очень легко, и никто не смог бы меня ни в чем обвинить. А вместо этого, я многократно предупреждал его об опасности, умолял отступить, я сражался и положил тысячи жизней, чтобы спасти его. И после этого ты говоришь, что я желал ему смерти.

Ему показалось, что ее лицо немного прояснилось. Она вздохнула.

— Да, ты прав, твоя совесть чиста. Но не моя. Он был моим мужем, он умер, а я не в силах заставить себя искренне горевать. Вот в чем мое несчастье.

— Но разве это твоя вина, что он умер? Он сам в этом виноват.

— Кто знает. Я была замужем за ним, а любила тебя.

— Анна-Мария, ты устала, ослабла и понапрасну терзаешь и изводишь себя. Его все равно уже не вернуть.

Она отвернулась от него и подошла к окну.

— Разреши мне вернуться в Бретань.

Он подошел к ней и повернул лицом к себе.

— Почему ты хочешь оставить меня сейчас, когда скоро, очень скоро мы оба станем свободными. И мы можем быть счастливы. Разве мы этого не заслужили после стольких лет страданий? Мы заслужили это, — повторил он твердо. — Ты была ему верной женой…

Она покачала головой.

— Я дала ему так мало, очень мало. Ему была нужна совсем другая жена. И не надо было поднимать огромную армию, чтобы повести невесту к алтарю.

— Но теперь все кончено, все позади. Что теперь тревожит тебя?

— Между нами всегда будут стоять мой мертвый муж, по которому я не могу искренне скорбеть, и твоя живая жена.

— Но Жанна теперь не может быть нам помехой. Я получил от Папы заверения, что он скоро пришлет официальный документ, аннулирующий мой брак.

Она повернулась к нему и в первый раз посмотрела в глаза.

— Мне так жалко бедную Жанну. Вся ее жизнь прошла среди боли и отчаяния. А еще эти насмешки придворных. Я не представляю, есть ли еще в мире такой жестокий и готовый зубоскалить по любому поводу двор, чем во Франции. Жанна, милая, добрая Жанна.

— Анна-Мария, мы любим друг друга, но сможем быть вместе только в том случае, если ты тоже захочешь этого. Неволить я тебя не собираюсь. Прочти это письмо. Оно пришло от Жанны сегодня утром.

Анна-Мария медленно взяла письмо и, склонив голову, начала читать неровные строчки, начертанные рукой Жанны. Людовик сочувственно глядел на нее. Он понимал ее угрызения совести по поводу Жанны. Его самого переполняла жалость к бедной, несчастной, больной принцессе, и он ненавидел ее отца, поставившего ее в такое унизительное положение.

Анна-Мария с трудом могла читать, слезы застилали ее глаза.

«Дорогой Людовик, сегодня я была у Папы и ответила на все его вопросы, касающиеся нашего брака. С удовлетворением я приняла его вердикт. Ты более не мой муж (которым ты никогда и не был), а только добрый хороший друг. Я твердо верю, что ты еще сможешь быть счастлив в браке, и желаю, чтобы это осуществилось как можно скорее. Что касается меня, то я не рождена для этого мира, и этот мир не мой. Скоро я удаляюсь в монастырь Пресвятой Богородицы. Твой преданный друг Жанна».

Анна-Мария сквозь слезы посмотрела на Людовика.

— Этот мир не ее. Но этот мир, и мы вместе с ним, потеряли с ее уходом больше, чем она.

Людовик кивнул и нежно разгладил пальцами ее щеки.

— Наверное, ты права, Анна-Мария. Возвращайся в Бретань и оставайся там до окончания траура. Сама реши, когда придет время. Помни только об одном: ты единственная во всем мире, кто заставит меня прекратить повторять всем известные слова «У меня нет жены». Я понимаю, тебе нужно время. И пусть оно у тебя будет.

В дверь настойчиво постучали. Людовик крикнул, чтобы входили. Возникла пунцовая озабоченная физиономия Жоржа. Он заговорил быстро с соблюдением всех формальностей:

— Ваше Величество, мадам Анна Французская просит аудиенции у короля.

Людовик нерешительно кивнул.

— Немного погодя.

Жорж исчез. Анна-Мария поспешила сказать:

— Я пойду. Не хочу видеть ее мерзкое лицо. Достаточно я насмотрелась на него за все эти годы.

Она вспомнила об их последней встрече. Они стояли по обе стороны мертвого тела Карла. Когда объявили, что он умер, Анна отказалась этому верить. Она наклонилась и, схватив его за узкие худые плечи, начала трясти.

— Карл! — кричала она повелительным тоном, который так всегда на него безотказно действовал.