Золотой дикобраз

Мария уже поняла, что все бесполезно, но ради сына и дочери она предприняла еще одну попытку.

— Есть что-нибудь, что могло бы убедить вас в том, что в жилах Людовика действительно течет кровь Орлеанских герцогов?

— Ничего.

Мария была сражена. Что тут скажешь? Что ответишь? Гнев нарастал в ней, и справиться с ним она не могла.

— Но вы забыли о долге, о чести. Если вы благородный человек, то обязаны помнить о долге. Своей короной вы обязаны Орлеану. Это Орлеан защитил вашего отца от англичан. Дюнуа и Орлеанская дева добились того, чтобы он занял трон. Орлеан был разрушен, но ваша корона была спасена. И вот теперь вы обращаете свою власть против нас. Вы отобрали у нас привилегии и деньги, дарованные вашим отцом. Вы сами навязали этот брак Людовику с вашей дочерью. Напоминаю, единственной дочерью. Это был бы прекрасный брак. Но даже если вы дадите за принцессой Жанной в десять… в сто раз большее приданое, мы все равно ваше предложение отвергнем.

Начав, Мария уже не могла остановиться, хотя понимала, что зашла слишком далеко.

— И вот теперь я вам говорю — я скорее продам свою последнюю рубашку, чем отдам вам сына, позволю ему вступить в подобный брак!

— Очень смело! — вскричал король и, стукнув с силой кулаком по столу так, что затрещала столешница, вскочил на ноги.

У Марии упало сердце. Теперь она уже была по-настоящему напугана. Слезы брызнули у нее из глаз. Чтобы скрыть их, она склонила голову. И застыла, ожидая наказания.

— Я вижу, вы уже сами поняли, что зашли слишком далеко, — проворчал король.

Марии с трудом удавалось сладить с собой.

— Да, сир, я была дерзкой, но это не из-за себя. Мне было обидно за Людовика, — затем она устало добавила: — Могу я теперь удалиться?

— О, нет, мадам. Но если вы устали, то прошу вас присесть, — неожиданно галантно произнес король. — Я сяду тоже.

Мария увидела, как снова он уселся в свое кресло, но, вместо того, чтобы принять его приглашение, сама осталась стоять.

— Поскольку сказать мне больше нечего, я, с вашего позволения, постою.

— С моего позволения, — заорал король, — вы сейчас сядете! А говорить нам есть о чем. Надо подписать бумаги, назначить день свадьбы.

С ужасом воззрилась она на него. Неужели он и в самом деле думает, что она женит своего красавца сына на его убогой дочери? Ее даже передернуло. Нет, это невозможно. Она не нашлась, что ответить, и только отрицательно затрясла головой.

Некоторое время король молча наблюдал за ней.

— Вообще-то я рассчитывал на ваше благоразумие. Мне совсем не хотелось вам угрожать, например, упоминать такие неприятные вещи, как сырая тюремная камера для вас, холодная монастырская келья для Людовика… Жить ему там придется, по-видимому, несладко.

Холодный ужас начал распространяться по всему ее телу, начиная с головы. Когда он дошел до ступней, они уже с трудом ее держали. Мария видела, что король не шутит. Наконец, она ответила ему, стараясь выглядеть смелой, хотя смелости у нее и в помине не было.

— Ваши слова могли бы меня даже напугать. Но, слава Богу, у нас есть друзья, готовые помочь в любую минуту.

— И сколько же друзей способны прийти вам на помощь, невзирая на опасность, который вы их подвергаете?

— Не так уж и много, это правда, — мысли Марии быстро перескочили на Бурбонов. Ангулем и Дюнуа слишком молоды, они посочувствуют, но помощи от них будет мало. — Зато есть одна семья, при любых обстоятельствах она будет с нами.

Король улыбнулся, к нему вновь вернулось хорошее настроение. Сейчас будет забавная сцена.

— Одна семья? — повторил он задумчиво. — Давайте я попробую угадать, кто же бы это мог быть. Племянники герцога Орлеанского? Нет, они мои подопечные. Гизы? Герцоги Майенские? Тоже нет, они слишком заняты своими собственными сварами. И уж, конечно, не Бурбоны. Ведь их Пьер скоро назовет мою дочь Анну своей женой.

Господи! Что же это такое! Кошмар на кошмаре! Нет, этого не может быть. Это уже слишком. Мария была в шоке. Собрав остатки мужества, все, что у нее осталось, она попыталась разубедить его.

— Я не понимаю вас… по-видимому, тут какая-то ошибка, вас, видимо, ввели в заблуждение… Пьер мой приемный сын, он обручен с моей дочерью, вам об этом должно быть хорошо известно…

— Наверно, я знал об этом, да забыл. Да и какое это сейчас имеет значение.

— Но ведь это ошибка… у вас неверные сведения.

Он улыбнулся.

— Уж что-что, а сведения у меня всегда верные. А в этом деле я уверен полностью. Только вчера, вот в этой самой комнате, Пьер де Бурбон подписал бумаги… Что с вами, мадам? Вам нехорошо? — быстро спросил он с ехидным участием, увидев, что она покачнулась.

При последних словах короля колени Марии подогнулись, как будто кто-то сзади толкнул ее. Она судорожно ухватилась за спинку черного кресла рядом.