Золотой дождь

Драммонд внимательно смотрит на меня, затем переводит взгляд на Киплера.

— Нам придется отложить допрос. Передайте своим клиентам, чтобы были здесь в следующий понедельник, в то же время. — Киплер меряет Драммонда вызывающим взглядом, словно подначивая на неверный ответ.

Итак, пятерым важным шишкам из «Прекрасного дара» придется позабыть о своей загруженности, перекроить сверхсрочные дела и вновь прилететь в Мемфис через неделю.

— А почему не подождать до завтра? — оторопело спрашивает Драммонд. Вопрос вполне закономерный.

— Я здесь вершу правосудие, мистер Драммонд. Я утверждаю порядок прохождения дел в этом суде и не потерплю вмешательства в ведение процесса.

— Но, ваша честь, я вовсе не возражаю, — мямлит Драммонд. — Однако для проведения допроса ваше присутствие совершенно не обязательно. Эти пятеро джентльменов и без того выше головы прыгнули, чтобы здесь присутствовать. На следующей неделе, возможно, их уже не удастся собрать вместе.

Киплер только того и ждал.

— О, нет, мистер Драммонд, они будут здесь как миленькие. В следующий понедельник, ровно в девять утра.

— Я все понимаю, но, на мой взгляд, это несправедливо.

— Несправедливо, говорите? Этих свидетелей должны были допросить в Кливленде две недели назад, мистер Драммонд. Однако ваши клиенты предпочли затеять игру в кошки-мышки.

Судья в таких вопросах — царь и бог, поэтому оспорить его решение невозможно. Киплер, безусловно, наказывает Драммонда вместе с «Прекрасным даром» и, даже на мой смиренный взгляд, излишне суров к ним. Впрочем, до суда уже рукой подать, и Киплер показывает, кто в доме хозяин. Пусть спесивые адвокаты из «Трень-Брень» твердо уяснят — верховодить на этом суде будет он.

И меня это вполне устраивает.

* * *

Тело Донни Рэя Блейка собираются предать земле за небольшой деревенской церквушкой, в нескольких милях к северу от Мемфиса. Меня и ещё семерых мужчин, которые несли гроб, выстраивают, как и положено, за спинками стульев, на которых рассаживаются родные покойного. Погода промозглая, небо хмурится — подходящий день для похорон.

В последний раз, когда я присутствовал на подобной церемонии, хоронили моего отца, и сейчас я отчаянно стараюсь не вспоминать этот печальный день.

Толпа постепенно собирается под бордовым навесом, и молодой священник начинает зачитывать выдержки из библии. Все мы не отрываем глаз от обшитого серой тканью гроба, вокруг которого разложены цветы. Мне слышно, как рыдает Дот. Я отворачиваюсь и смотрю прочь, пытаясь думать о чем-то приятном.

* * *

Когда я возвращаюсь в контору, на Дека просто страшно смотреть. Его трясет, в лице ни кровинки. На столе сидит его дружок, частный детектив по кличке Мясник; под рукавами свитера с воротником «хомут» перекатываются мощные бицепсы. У него давно не встречавшиеся с расческой волосы, багровые щеки, ботинки с заостренными носами, да и вообще выглядит Мясник как человек, привыкший решать споры с помощью кулаков. Дек представляет нас, громко добавляет, что Мясник — наш клиент, после чего передает мне блокнот, на котором черным фломастером начертано: «Говори о всякой ерунде, ладно?»

— Как прошли похороны? — спрашивает Дек, а сам берет меня за руку и увлекает к столу, на котором восседает Мясник.

— Так, обычные похороны, — бормочу я, недоуменно взирая на Дека и его приятеля.

— Как держатся родные?

— Нормально, — отвечаю я. — Тем временем Мясник ловко откручивает крышку с телефонной трубки и жестом указывает, чтобы я посмотрел внутрь.

— Теперь, наверное, парнишка обрел покой? — произносит Дек, в то время как я заглядываю в самое нутро трубки. Палец Мясника почти утыкается в малюсенькую круглую штуковину черного цвета, прикрепленную к стенке трубки изнутри. Я смотрю на нее, выпучив глаза.

— Я говорю — теперь наконец парнишка обрел покой, да? — вновь спрашивает Дек и тычет меня в ребра, пытаясь вывести из оцепенения.

— Да, да, обрел, конечно, — рассеянно подтверждаю я. — Но все равно это очень печально.

Мясник аккуратно навинчивает крышку и выжидательно смотрит на меня.

— Пойдемте кофейку попьем, — предлагает Дек.

— Хорошая мысль, — говорю я с оборвавшимся сердцем.

Лишь выйдя на улицу, я останавливаюсь и поворачиваюсь к ним.

— Что за дьявольщина?

— Пойдем сюда, — молвит Дек, указывая направо. Примерно в полутора кварталах расположен кофейный бар с претензией на вычурность, и мы топаем туда, по пути не перекидываясь ни единым словом. Войдя, жмемся за угловым столиком, словно скрываясь от наемных убийц.

Я быстро выясняю, в чем дело. Со времени исчезновения Брюзера с Принцем мы с Деком постоянно тряслись, опасаясь налета фэбээровцев. Мы были уверены, что в покое нас не оставят. Разговоров на эту тему у нас с Деком состоялось немало, но я даже не подозревал, что он разоткровенничался с Мясником. Лично я его приятелю доверять не стал бы.