Золотой дождь

В результате я получаю жюри, о котором и мечтать не мог. Шестеро темнокожих женщин, причем все — матери. Двое афро-американцев: один — выпускник колледжа, второй — инвалид, бывший шофер-дальнобойщик. Трое белых мужчин, двое из которых — профсоюзные деятели, а третий живет всего в четырех кварталах от Блейков. И одна белая женщина, супруга богатого торговца недвижимости. Отвести её кандидатуру я не мог, но это меня не слишком огорчает. Для вынесения вердикта достаточно всего девяти голосов из двенадцати.

В четыре часа пополудни Киплер оставляет в зале новоиспеченных присяжных, и они приносят присягу. Судья поясняет, что судебный процесс начнется через неделю. Присяжным строжайше запрещено обсуждать его перипетии с кем бы то ни было. Затем Киплер добавляет нечто такое, от чего я сперва прихожу в ужас, но уже в следующее мгновение мысленно возношу ему хвалу. Он спрашивает меня и Драммонда, не желаем ли обратиться к присяжным с несколькими словами. Просто так, не для протокола.

Разумеется, я не готов к такому повороту событий, и прежде всего потому, что никогда о чем-либо подобном не слыхивал. И тем не менее бесстрашно подхожу к скамье присяжных. Я рассказываю им о Донни Рэе, о злополучном страховом полисе, и совсем кратко высказываю свои соображения о неправоте «Прекрасного дара жизни». Я укладываюсь в пять минут.

Драммонд в свою очередь подходит к скамье, но даже слепому видно, насколько он здесь непопулярен. Он извиняется за неприятный эпизод, однако имеет глупость переложить вину за случившееся на Портера. Его самомнение и чванливость воистину безграничны. Драммонд излагает свою версию событий, заверяет, что сожалеет по поводу смерти Донни Рэя, но тут же добавляет, что винить в этом его клиента — верх нелепости.

Я внимательно наблюдаю за его парнями и за представителями «Прекрасного дара». Они сидят, не смея дохнуть, и это бросается в глаза. Имеющиеся в их распоряжении факты и документы подтасованы. Жюри на стороне истца. Судья — лютый враг. А Драммонд — единственная надежда, — не только опростоволосился перед присяжными, но ещё и по морде получал.

Киплер возвещает об окончании заседания, и присяжные отправляются по домам.

Глава 43

Через шесть дней после выбора жюри присяжных и за четыре дня до начала процесса в нашу контору звонит какой-то адвокат из Кливленда и выражает желание переговорить лично со мной. Поскольку ни с одним кливлендским адвокатом я не знаком, меня тут же охватывают подозрения, и мой разговор с этим парнем длится ровно столько времени, сколько уходит на то, чтобы выведать, как его зовут. Я трачу на это около десяти секунд, после чего обрываю адвоката на полуслове и громко (чтобы слышал Дек) кричу, что нас разъединили. В последнее время это почему-то происходит довольно часто. Дек включает магнитофон в режим записи, мы снимаем трубки со всех трех телефонных аппаратов, и я сломя голову несусь на улицу к своему «вольво». Мясник уже проверил мой автомобильный телефон, который, к моему удивлению, не снабжен подслушивающим устройством. С помощью телефонного справочника я быстро нахожу нужный номер и перезваниваю в Кливленд сам.

Все эти хлопоты окупаются сторицей.

Зовут адвоката Питер Корса. Он специализируется по трудовому праву, всевозможным нарушениям трудового законодательства, а в данном случае представляет интересы молодой женщины по имени Джеки Леманчик. Она недавно сама обратилась к нему после того, как внезапно без всякой видимой причины лишилась работы в страховой компании «Прекрасный дар жизни», и вот теперь они затевают против компании иск сразу по нескольким пунктам и рассчитывают на приличную компенсацию. Оказывается, никуда из Кливленда Джеки Леманчик не уезжала, а просто перебралась в новую квартиру, причем телефон свой попросила в справочниках не указывать.

Тогда я рассказываю Корсе, сколько времени потратил на поиски Джеки Леманчик, обзвонив едва ли не весь Кливленд. Я не скрываю, что Ричард Пеллрод из «Прекрасного дара жизни» сказал мне, что Джеки вернулась к себе домой, в родной город где-то на юге Индианы.

Это вранье, говорит Корса. Никуда она из Кливленда не уезжала, а просто затаилась на время.

И излагает мне на редкость пикантную историю, не скрывая подробностей.

Оказывается, клиентка его состояла в сексуальной связи сразу с несколькими из своих боссов. По словам Корсы, дамочка на самом деле очень привлекательная. Ее карьера и размеры жалованья напрямую зависели от желания запрыгнуть в ту или иную постель.

Однажды она дослужилась даже до поста старшего инспектора по исковым заявлениям, однако вскоре его лишилась. Причиной послужил разрыв отношений с Эвереттом Лафкином, вице-президентом по искам, типичным хорьком, падким до всевозможных сексуальных вывертов.

Я спешу согласиться: Лафкин с виду и впрямь — вылитый хорек. Я допрашивал его четыре часа, а на следующей неделе, когда он займет место свидетеля в суде, спущу с него три шкуры.