Золотой дождь

— Сказал, что не желает, — отвечает она.

Я вынимаю из папки контракт и протягиваю его Дот.

— Но это должно быть подписано до начала судебного разбирательства. Это контракт между вами, клиентами, и моей юридической фирмой на легальное представительство ваших интересов в суде.

Она осторожно берет бумаги. В контракте только две страницы.

— А что здесь написано?

— Да все, что нужно, обычным, полагающимся в таких случаях языком. Вы нанимаете нас своими адвокатами, мы беремся провернуть дело, принимаем на себя издержки и получаем третью часть от всех сумм по возмещению ущерба.

— Тогда зачем понадобилось целых две страницы такого мелкого шрифта? — спрашивает она, вытаскивая сигарету из пачки, лежащей на столе.

— Не зажигай! — резко бросает через плечо Донни. Он смотрит на меня и продолжает: — Неудивительно, что я уже при смерти.

Она, ничуть не реагируя на его слова, втыкает сигарету между губами, продолжая разглядывать контракт, но не закуривает.

— И мы должны подписаться все трое?

— Точно.

— Да, но он сказал, что не придет.

— Тогда отнеси ему в машину, — сердито бросает Донни Рей. — Возьми ручку, пойди к нему и заставь его подписать эту проклятую бумагу.

— Я и не догадалась, — отзывается она.

— Мы и прежде ведь так делали. — Донни Рей опускает голову и скребет макушку. Он уже завелся.

— Да, наверное, я смогу его заставить, — говорит она, все еще колеблясь.

— Тогда иди скорей, черт возьми! — взрывается он, и Дот рыщет в ящике буфета, пока не находит ручку. Донни Рей поднимает руки и снова опускает на них голову. Запястья у него тонкие, как палка у метлы.

— Через минуту вернусь, — говорит Дот, словно девочка на побегушках, так она беспокоится о своем сыне. Она медленно идет по выложенному кирпичом внутреннему дворику к сорнякам. Пара кошек, лежащих на капоте, видя ее приближение, ныряет под машину.

— Несколько месяцев назад, — говорит Донни Рей и делает долгую паузу, он дышит с трудом, и голова у него слегка трясется, — несколько месяцев назад нам нужно было получить его подпись для нотариуса, а он не захотел выходить из машины. Мать нашла женщину-нотариуса, которая согласилась за двадцать долларов приехать на дом, но, когда она прибыла, отец по-прежнему не захотел выходить из машины. Так что мать и нотариус сами пошли туда, через сорняки. Вы видите ту большую рыжую кошку на крыше автомобиля?

— Да.

— Мы зовем ее Царапкой. Она как бы сторожевая кошка.

В общем, когда нотариус протянула руку в окошко, чтобы взять документы у Бадди, который, конечно, был выпивши и едва понимал, что делает, Царапка набросилась на нотариуса. Нам это обошлось в шестьдесят долларов, пришлось вызывать врача. И купить новую пару колготок. Вам уже приходилось видеть больного с острой лейкемией?

— Нет, до сих пор не приходилось.

— Я вешу сто десять фунтов. А одиннадцать месяцев назад во мне было сто шестьдесят. Диагноз поставили, когда оставалась масса времени для лечения, мне повезло, что у меня есть идентичный близнец и его костный мозг мне подходит. Пересадка костного мозга могла бы меня спасти, но нам она не по карману. У нас была страховка, но вы уже знаете все, что случилось. Знаете, не так ли?

— Да, я детально ознакомился с вашим делом, Донни Рей.

— Хорошо, — вздыхает он с облегчением.

Мы смотрим, как Дот сгоняет оставшихся кошек. Царапка, взобравшись на крышу машины, притворяется, что спит.

Ей Дот Блейк совершенно ни к чему. Дверцы открыты, и Дот протягивает контракт внутрь. И мы слышим ее проникновенный голос.

— Я знаю, вы их считаете сумасшедшими, — говорит Донни Рей, словно читая мои мысли. — Но они хорошие люди, которым пришлось пережить немало напастей, проявите терпение.

— Да нет, они славные.

— Я уже на восемьдесят процентов в могиле, вот так. На восемьдесят. Если бы, черт возьми, мне пересадили костный мозг хотя бы полгода назад, тогда было бы девяносто процентов за то, что я вылечусь. Девяносто процентов. Смешно, что врачи используют цифры, когда говорят, будем мы жить или умрем. А теперь уже слишком поздно. — Он внезапно ловит ртом воздух, словно задыхаясь, сжимает кулаки и содрогается с ног до головы. Его лицо чуть-чуть розовеет от отчаянных попыток дышать. Он бьет себя кулаком в грудь, и я боюсь, что он сделает в ней глубокую вмятину.

Наконец ему удается вдохнуть полной грудью, и он издает быстрые хрипящие звуки. Именно в этот момент я начинаю ненавидеть страховую компанию «Прекрасный дар жизни».

Мне больше не стыдно смотреть на него. Он мой клиент, и он рассчитывает на меня и мою помощь. И я взвалю бремя всех его немощей на себя.

Дыхание Донни Рея выравнивается, насколько это возможно. Глаза у него покраснели и увлажнились. Не знаю, плачет ли он или это следствие припадка.

— Извините, — шепчет он.

Царапка шипит так, что и нам слышно. Мы видим, как она, распластавшись, взлетает в воздухе и приземляется в сорняках. Очевидно, сторожевая кошка проявила чересчур большой интерес к моему договору, и Дот ей как следует выдала.