Золотой дракон

Дар у менталистов успокоился приблизительно через полгода, и к тому моменту мы уже умудрились узнать все тайны и страхи почти всех в Академии, хоть и старались избегать народ. Даже если кто из менталистов и был при поступлении наивен, или неопытен, или ему не хватало знаний, или умений, то теперь он этим похвастаться ну никак не мог. Если раньше менталисты учились призывать свой дар в нужную минуту, то теперь нам всем приходилось учиться, наоборот, его подавлять. Но пока мы с этим справились, то насмотрелись, и начитались. Нам теперь каждому хватило тайн, знаний, опыта и умений, а особенно грязи на несколько сот жизней. Чего мы только не начитались: измены, предательства, пытки, насилие, убийства, темные ритуалы, светлые ритуалы, кто с кем спит, кто кого хочет, кто кому что подстраивает. Особенно страшно было встречаться с некромантами. Их не просто так приняла в свои представители Темная Богиня, они все перенесли насильственную смерть, и своими муками выстрадали второй шанс в жизни…

Навсегда особенно ярко запомнились нам наши первые погружения. И это было очень заметно. Все мы встречались так или иначе с этими людьми, или не людьми, и каждый раз я видела в глазах своих собратьев по дару, страх оказаться там же опять, и пережить все те ужасы повторно. Они вздрагивали, отворачивались.

Конечно, было и хорошее в жизни, и приятные воспоминания у всех считанных, но по сравнению с плохим, оно быстро терялось или забывалось. Проще всего, и главное приятнее, было общаться с Фиром, я его никак не могла прочитать, чему очень радовалась. Фир меня давно предупредил, какой он, и я очень боялась, что прочитав его, у меня, при его виде будет появляться та же горечь во рту, как и от остальных.

За это время мы очень с ним сблизились. Из-за моего такого нестабильного дара, я многое узнала о людях, и о нелюдях, да и о жизни, в общем, того, чего мне никак не хотелось бы знать, и его помощь, и присутствие всегда оказывались как нельзя кстати.

Постепенно, когда чтение и погружение вошли почти в привычку, и не вызывали такой реакции, я все чаще стала задумываться о каждом из поступков, и его причинах, о своем возможном решении в той или иной ситуации. Конечно, мне в этом необходимо было разобраться, и наши разговоры с Фиром помогли мне остаться собой в этом серпентарии. Иногда мы говорили ночи напролет, часто я там так и засыпала у него в кресле, и он меня переносил к себе на кровать, или просто будил. Да и привыкла я уже к постоянному тихому шепоту мыслей Фира, и уже не представляла, как это жить, и не ощущать его присутствия постоянно рядом. Как это, когда ты одна, и в полной тишине, как это, когда тебя никто не страхует, не утешает и не поддерживает все время. Конечно, Фир не единственный, кого мы не могли считать, были еще несколько профессоров и парочка адептов, а были еще и такие адепты, и профессора, после встречи с которыми, во рту появлялся сладкий вкус или вкус свежей мяты. Я, вообще, заметила, что после «Забвения силы» общение с кем бы то ни было, сводилось у меня к дегустации. Этот вкусный – с ним приятно общаться, тот горький, тот кислый, а вот эта – соленая, а вот после той – будто дерьма наелась…

Особенно больно мне почему-то, было видеть воспоминания Филоны и той светлой полуэльфийки. Хоть они и были светлыми эльфами, и даже после них оставалось приятное послевкусие, но в их воспоминаниях был Фир, он был с ними… и самое ужасное, что и помочь мне справиться с этим никто не мог. Фиру я не рассказывала, а сам он не лез, хоть и видел, что меня что-то мучает. Конечно, мучает. Видеть таких двух разных Фиров, знать, пусть и только по воспоминаниям, такое о своем эльфе.

Впервые после такого знания я, вообще, боялась поднять глаза на эльфа. Было очень стыдно, будто я совершила что-то ужасное, и подсмотрела то, что никак не положено мне было знать.