– Ладно, папси, – сказала маленькая я.
– Ну что, мы пойдем уже, малышка моя. Только не плачь, я обещал же, что мы ненадолго, – они оба присели ко мне и по очереди сильно-при-сильно обняли меня. А потом встали и быстро ушли, не оглядываясь. Не успела я ничего сказать, а мы уже остались с Фиром вдвоем. Он хмуро рассматривал меня, а я, закусив нижнюю губку, осматривалась вокруг, все еще держась за его руку.
– Фи… Фита…
– Фирантеринель.
– Фи… Фи-и-и… Фи-и-и… Фи-и-ила… Фил, я кусать хочу и туалет тозе.
Фир с шумов выдохнул.
– Идем, я тебе покажу твою комнату, там есть и туалет.
Фир меня привел в ту самую комнату, что я занимала и перед Академией.
– Вот, туалет за той дверью. Приводи себя в порядок, я скоро подойду, и пойдем кушать.
Когда эльф вышел, девочка побежала в туалет, вышла она оттуда такая счастливая и довольная, но вот только в одном платьице, чулок и обуви на ней больше не было. Ребенок посреди комнаты осмотрелся и стал ладошками приглаживать платье, и торчащие косички.
– Пливожу себя в полядок, – шептала она.
Фир зашел через несколько минут и уставился на нее. Волосы у девочки еще больше растрепались, а платье, после ее действий, чище и аккуратней не стало. Наоборот, помялось дальше не куда, да и руки, и мордашка ребенка не стала чище.
– Ты что делаешь? – спросил ошарашенный эльф у ребенка, продолжающего гладить ручками платье.
– Пливожу полядок, – честно ответила маленькая я. Эльф замер, недоуменно уставившись на меня. Потом его, видимо, что-то умное осенило.
– Ты была в туалете?
– Дя.
– А умылась? И руки почему не помыла, косички не переплела, да и платье не мешало бы почистить.
– Я не умею, мне мама вседа помогаля, – почти плача ответила девочка.
– Хм-м-м… Дайка, – крикнул Фир, и в комнате появилась домовушка. – Помоги девочке привести себя в порядок, я подожду внизу в столовой.
Через десять минут маленькая я спустилась вниз, держась за руку домовушки. Мое платьице было чистым, а мордашка умытой, вот только я так и не была причесана.
– Извините, господин, я не смогла причесать – она не далась. Я ей сказала, что вы будете недовольны, но она все равно не далась.
– Все в порядке, Дайка, можешь идти, – домовушка только скривила губы, посмотрев на меня и откланявшись, исчезла.
Малышка подошла к Фиру, подняла платьице, показав попу, и сказала:
– Полечи ваву.
Фир удивленно замер с открытым ртом, и только провел ладошкой поверху, не касаясь синяка.
– И тют, – подставила она руку, но, уже не оголяя ее, Фир повторил действия, – и тют тозе, – тыкая себя в ребра.
– Твоя Дайка плахая, она щипается, больно-больно, а косички она даже не хотела тлогать, сказала вот еще буду я в такой глязи с человечкой возися.
Фир, скрипнув зубами, достал откуда-то из кармана расческу. Ой, он был очень, просто ОЧЕНЬ зол.
– Давай, я тебе помогу.
– Холосо, пасибо.
Фир нахмурился, но ничего не сказал. Я видела, что все это ему не нравится, и он сдерживается из последних сил, да и клятва на его руке ярко сияла, наверняка, причиняя боль.
Вскоре с косичками было покончено и они пошли кушать. Дальше ничего примечательного не было, и события опять закружились.
…Вечно злой Фир…
…Казнь домовушки…
…Новая домовушка…
…Каждое утро косички, хоть новая домовушка их и заплетала, но они маленькой мне не нравились, и Фир опять и опять заплетал косички ребенку…
…Вечно разгромленный дом…
…Рисунки на важных бумагах…
…Выпрыгивающий ребенок из самых неожиданных мест…
…Новое меню, с учетом моих вкусов…
…Потеря меня в парке…
…Баталия кашей…
…Гроза… я прекрасно видела и слышала все события, и его легенду… и видела, как Фир лежал весь остаток ночи, смотря в потолок и о чем-то размышляя…
Так было странно на все это смотреть со стороны…
На следующий день, отношение Фира ко мне кардинально изменилось, он стал играть со мной. Мы бегали по дому, играли в прятки, рисовали, даже на стенах рисовали, и Фир впервые в воспоминаниях смеялся, открыто, не оглядываясь и не притворяясь, смеялся от всей души.
А вечером я устроилась у него в кровати, и он опять рассказывал мне сказки. Домовушка почти перестала появляться, ведь Фир стал почти все делать сам. А потом, когда уже было начало осени, маленькая я вдруг вспомнила что-то, и время опять замерло.
– Фил, а когда плиедут мамси и папси?
– Р-р-р-р… мышонок, скажи р-р-р-р-р… – рычал Фир, пытаясь отвлечь меня.
– Ну, Фил, када?
– А тебе так со мной плохо?
– Нет, но папси обещал котика, и я скучаю по ним.
Фир вздохнул, опустился передо мной на колени так, чтобы наши лица оказались на одном уровне.
– Я не знаю, мышонок, они должны были уже приехать. Наверно, где-то в дороге задерживаются, выбирая тебе самого лучшего котенка.
– Это холосо, я хосю лыжего.
Хоть маленькая я и забыла разговор вскоре, и продолжала, как и раньше веселиться, видно было, что Фира это очень беспокоит. Он стал чаще обнимать Кьяру, и ни на секунду от себя стараться не отпускать.
А еще он стал подолгу лежать ночью с открытыми глазами, о чем-то размышляя, закусывая нижнюю губу и время от времени, укрывая лежащего рядом ребенка.