Они удалились. Шаги стихли. Ирис выбрался из своего укрытия и растерянно посмотрел на небо. Луна невозмутимо светила как круглая бледная лампа на густо-синей вышитой алмазами скатерти. Её мало интересовали мелкие проблемы каких-то эльфов. Дивный почесал макушку, попутно разрушив изысканную причёску. Волосы рассыпались по плечам. Ирис досадливым движением отбросил их назад, напряженно размышляя о происшедшем только что разговоре. Пока он не особенно хорошо представлял, о каком решении могла идти речь. Насколько ему было известно, эльфы не вели никаких войн, кроме неизменных стычек с орками, да и то на южных границах. Больше ничего в голову не приходило. Но затевать что-то крупное против орков было бессмысленно — кочевники приходили и уходили, нигде не задерживаясь надолго и отловить их в степях было невозможно, даже если объединить силы эльфов и людей, которые тоже не особенно то любили вольных как ветер и таких же несдержанных кочевников. К тому же, королева говорила о ком-то, позорящем свой народ. Значит — об эльфах, а вовсе не о каких-нибудь неотёсанных варварах. Странно… кто же осмелился вызвать её гнев? Оставалось только дождаться утра и узнать всё от самой королевы.
Ирис судорожно вздохнул и проснулся. Провёл ладонью по гладко выбритой голове и тихо застонал. Тар крепко спала и не могла его услышать, но почему-то пошевелилась и едва слышно позвала кого-то. Дивный, торопливо вытирающий глаза, не разобрал имя. Наверное, она звала мать. Или друга. Или любимого. Был же у неё любимый? Наверняка ведь был… ну до того. До того, как она перестала быть… или стала? Как к этому превращению вообще нужно относиться, воспринимать его как смерть человека или как рождение вампира? Это ведь не одно и то же. Как мог отреагировать на такое изменение любимой человек? Эльф потряс головой, но нахальная мысль упрямо не хотела исчезать. Он… был?
Ик решил идти весь день, чтобы убраться как можно дальше от стоянки. А потом заползти куда-нибудь на ночь и спать. Хотя нет, спать было слишком опасно. Пожалуй, он будет идти пока это возможно. Слабые гоблинские глазки не позволят двигаться в темноте, но время до наступления густых поздне-вечерних сумерек принадлежит ему. Нужно использовать его как можно более разумно.
Он сделал привал, тщательно выбрав место, где его точно никто не заметит и не услышит. Перекусил, ни на секунду не ослабляя внимания и потому не чувствуя вкуса пищи. Глотнул воды из фляги — ровно столько, сколько требовалось. Воду следует беречь. Конечно, он наверняка сможет найти какой-нибудь родник, ведь леса Пиморы ими славятся… но лучше перестраховаться.
Гоблин поднялся, снова взгромоздил на спину мешок и пошёл дальше, старательно следя за дыханием (мало ли, вдруг придётся убегать, а он выдохнется) и за местностью. Он уже успел прикинуть, куда безопасней всего податься и остановил свой выбор на Готте — ничейных, ни одной расой не названных своими, землях, лежащих за Пиморскими лесами.
За Готтой на востоке находился Медвежий край — места дикие и опасные, куда мало кто решался забредать. Именно его (то есть края) близость и делала Готту притягательной для всяких подозрительных личностей, разбойников, решивших немного отдохнуть от своего промысла, искателей приключений и всяческих изгоев, которым попусту некуда больше деваться.
Всех, кого отвергал стольный Даннор, принимал Готтар — неофициальная столица приимперских земель. Империя мало интересовалась этими холодными, болотистыми и непригодными для земледелия землями, хотя и имела на них некоторые права. А Медвежий край и вовсе не принадлежал ни одному из государств, прилегая двумя сторонами к Готте, восточным краем к непроходимым болотам Олроссы и северным к Северному же морю. Империя, ревностно охранявшая другие свои границы, здесь ограничивалась несколькими дозорными вышками, следившими за морем. Впрочем, пристать здесь к берегу не удалось бы ни одному судну — вдоль его каменного, местами переходящего в отвесную стену, края тянулось мелководье, изрезанное каменными глыбами. Из живности там водились только птицы, кормящиеся рыбой и друг другом, мелкие хищники наподобие лис, да несколько видов грызунов — и ничего, представляющего ценность для охотников.
Но сам Медвежий край, по большей части состоящий из заболоченных низин, поросших тощим лесом, был известен и как место, где сохранились святилища древних культов, а посреди болот лежал в руинах город, построенный легендарными эльями. Город, названия которого никто не знал, и привлекал значительную часть всяких рисковых людей и нелюдей, мечтающих отыскать в его развалинах артефакты таинственного народа или секреты их непревзойдённого мастерства. Кое-кто выбирался оттуда с добычей, но таких счастливчиков было мало, единицы из сотен и тысяч, рискнувших собственной жизнью в погоне за богатством, знаниями или славой.