Золотой гобелен

Мне очень не хотелось открывать глаза. Пока я так лежал, не надо было думать: о Лане, о шторме, о том, что я натворил, – все было хорошо, и какая-то псина аккуратно вылизывала мне пятки.

Но мысли, не спрашиваясь, сами лезли в голову. Что я скажу Ириэль? Я пытался его спасти, но у меня не получилось? Я сделал все, что мог? Не раздумывая прыгнул в сбесившееся море, дрался с пиратами, никогда прежде я не решился бы на такое… Но я не смог помочь человеку, которого считал другом.

Мое грандиозное приключение закончилось, оставив только жжение в груди, стыд и боль. Сам того не желая, минуту за минутой вспоминал каждый свой шаг, пытаясь понять, где я допустил ошибку.

Глава 3. ВСТРЕЧА С НЕПРИЯТНОСТЯМИ, ИЛИ ПАРАДИГМА ПОПАДАНСТВА

Тари-тари-та-ри. Опять маман включила свою музыку с птичками. Ее ежедневные медитации почти не раздражали меня. Может, самую малость, когда я опаздывал на занятия, а чистые футболки прятались в недрах бездонного шкафа. Пение птиц в ее спальне предупреждало не хуже таблички «не беспокоить». Кроме сурового взгляда или полного игнора ничего не добьешься.

Но сегодня выходной, можно было и не медитировать на полную громкость. Чувство, что проснулся посреди леса. Только настоящие птицы так не орут. Это она назло, вечно то пылесосит ни свет ни заря, то пакетами под дверью шуршит. Теперь вот медитирует на весь дом…

АААРРРХ! Ну не могу я вставать в семь в воскресенье!

Для того, кто с пяти часов на ногах, я, конечно, жуткий лентяй. Но, блин, я же каждый божий день учусь допоздна. Готовлюсь к экзаменам, чтобы поступить в институт. Знаю, что стать физиком мне не светит: рылом не вышел, вернее, тем, что за ним. За рылом, в смысле. Поэтому буду поступать на философский. Предел мечтаний.

Да что ж так громко-то?! И холодно. Еще и окно открыла, чтобы утро у меня было не только добрым, но и бодрым. Оторвалась по полной. Поднимаюсь уже. Щас, глаза открою, все равно больше не усну.

Вот – правый… Черт!

Че-е-ерт! Это что за… спецэффекты? Прямо перед носом ползает рыжее конопатое насекомое. Да не по подушке – раскачивается вверх-вниз на траве. Левый глаз открылся сам собой – от удивления.

И лежу я на земле – в лесу. Ох-ре-неть! Холодно же и мокро. Роса. Самая настоящая, мать ее. Я сел так быстро, что голова закружилась. Тело затекло, сырость пролезла под одежду. Божья коровка подняла красные крылышки и улетела.

Я аж зажмурился, как в детстве, пытаясь спрятаться от очевидного. И невероятного. Всему должно быть простое объяснение. Но что могло произойти, чтобы я проснулся здесь!?

Похитили? Да кому я нужен? Пошутили! Да кому я нужен?! Перестарался я с учебой – вот что. Прощай пересдача и перевод на физмат. Буду изучать психику, вернее меня. Пожалуйста, пусть это будет сон. Я вынесу мусор, все перемою, я буду кем угодно, хоть учителем литературы! Только пусть я снова буду дома, а в соседней комнате – маман, в позе лотоса слушающая из колонки голоса ненастоящих птиц.

Собравшись с духом, снова открыл глаза. Лес никуда не делся. Он стал еще ярче, громче и начал пахнуть чем-то сырым и душным.

Пробродив полдня, порвав футболку в попытках преодолеть бурелом, голодный, грязный и злой, я уже потерял надежду найти хоть какие-нибудь признаки присутствия человека. Лес был первозданным и диким. При этом меня ни на миг не оставляло липкое ощущение чужого взгляда. Сначала я не переставая озирался: вдруг камера или микрофон в дупле – это, возможно, что-то объяснило.

Я остановился, как только трава сменила сухие коряги и прелые листья. Нужна система. Если планомерно исследовать эти дебри, а не метаться, как пьяный лось, намного больше шансов найти какую-то зацепку, то, что поможет выбраться отсюда или хотя бы понять, где я нахожусь. Ну не брежу же я в самом деле.

И тут я услышал голоса.

Когда в кустиках и елках вокруг большой поляны показался просвет, я пригнулся, а потом вообще прополз на четвереньках, подбираясь поближе, и прислушался. Что услышал, совсем не понравилось.

Во-первых, довольно быстро понял – разговор идет обо мне. Во-вторых, говорившие знали о моем присутствии и не скрывали этого, я был для них пустым местом, зудящей мухой: есть она, нет – никакой разницы, только неудобство и досада. А хуже всего был тон – презрительный и злобный. Что уже говорить о содержании разговора: эти двое спорили, сразу меня укокошить или сначала схватить и продемонстрировать какому-то то ли "барбосу", то ли "барабасу".

Я не мог сквозь густую листву рассмотреть говоривших, но голоса были молодые, возможно, парни моего возраста. Один был слегка психованный, он то и предлагал порешить меня на месте. Второй говорил спокойно, совсем, я бы сказал, без эмоций, настаивал на том, что меня нужно взять в плен.

Догадываюсь, откуда это странное ощущение слежки. Никогда раньше такого не испытывал, но чувство не из приятных. Под кожей проползло гадкое ощущение, заставившее кровь стучать в висках глухим маятником.