Внезапно присутствующие стали раздваиваться и растраиваться. Появляющиеся люди не были похожи друг на друга. А появившись, они направлялись к выходу. Анри был так ошарашен, что не заметил, как кто-то подошел к нему сзади и сделал укол. Потом он ничего не помнит – оказался уже тут.
Удивленные молодые люди, выслушав рассказ художника, посмотрели на магистров, ожидая объяснения.
– Политики этого города – потомки баканэко, они могут раздваиваться почти до бесконечности, поэтому никто не знает, сколько их, – пояснил Петр и добавил мечтательно: – Была у меня в молодости одна баканэко.
– А сознания клонов самостоятельны? – спросил Сергей.
– Мы остаемся одним сознанием, – ответил внезапно появившийся Мэр города.
И, видимо, в качестве иллюстрации он закатил глаза, поднатужился и… разделился. Теперь рядом с мэром стоял и проигравший выборы политик, которого Марк видел сегодня на улице.
– С ума сойти, – сказала Белла.
– Нас задержали по формальному поводу за связь с Церковью Святой Энтропии, и подставил нас местной пастор. Но ведь вам что-то от нас нужно, не так ли? – спросил Генри, который явно торопился и хотел опустить часть предварительных разбирательств.
– Да, и кроме того, мы знаем, кто вы и каковы ваши возможности, – уважительным тоном ответил Мэр. – Мы и не думали, что эти стены вас удержат. Но у нас, в гораздо более укромном месте, есть еще два полубога из вашей команды.
– Сатрапы! И вы думаете, что нас остановите?! – запальчиво воскликнул Леопольд.
– Мы знаем, что таким могущественным магистрам не сложно освободить любого заключенного этого мира, – сказал Мэр, обводя глазами всю группу, что польстило Сергею.
– Но это потребует много энергии, – продолжил проигравший политик.– Человек может раскрутить маховик, но не сможет его мгновенно остановить. Так и боги, как мы знаем, могут создать мир, но мгновенно изменить его даже им не под силу.
– Мы же поможем вам воссоединиться с друзьями в ответ на небольшую услугу с вашей стороны, – закончил Мэр.
– Низкий шантаж, – опять воскликнул Леопольд. – Низкий даже для шантажа!
– Это как-то связано с Анри? – уточнил Генри.
– Да, мы не можем ему позволить рассказать нашу тайну и выпустить отсюда. Но он согласен стать Агнецом.
Все посмотрели на художника, который пожал плечами, как бы говоря: а что мне остается?
– Что это значит? – спросила Белла.
– Жертвой, – со знающим видом произнес Сергей.
– Жертвой? – не то испуганно, не то удивленно повторила девушка.
– Мы обещали ему организовать переход на более высокий уровень мироздания, – сказал Мэр. – Многие о таком только мечтают.
– Но гарантировать этот переход можете только вы, – добавил второй политик.
– У нее были длинные ноги и раздвоенный хвост, – продолжал вспоминать магистр Петр не то о любовнице, не то о домашнем питомце.
Генри на секунду задумался, оценивая ситуацию и принимая решение, потом тряхнул за рукав Петра. Тот, словно очнувшись, рассеянно осмотрелся по сторонам, пристально глянул в глаза Генри, проникая в его мысли, и сосредоточился на художнике. Вся фигура магистра Петра стала излучать неведомую силу, которая расходилась от него и преображала все вокруг. Помещение стало почти круглым. Оба магистра встали и протянули ладони в сторону Анри. Художник провалился в глубокий транс, он стал видеть себя в окружении хаоса, от которого ему было больно почти физически, однако постепенно мир вокруг стал упорядочиваться, все более и более завораживая своей гармонией. И художник успокоился, наблюдая самый прекрасный сон в своей жизни.
Помещение стало прежним, а Петр опять рассеянным. Магистры сели.
– Ему нужно немного поспать, и он будет готов, – произнес Генри.
– Вы должны побыть с ним это время, – сказал Мэр.
– Побудем, – ответил Генри и почему-то посмотрел на Беллу и Марка, что не укрылось от ревнивого внимания Сергея.
– А зачем вам этот Агнец? – спросил Сергей, вновь желая проявить активность.
– Мы с их помощью управляем потоками эмоций, – начали объяснять политики.
– Понятное дело, – пробурчал Леопольд. – Сатрапы и есть.
– Не понимаю, – честно призналась Белла.
– Наше общество основано на культе слабости. А слабый хочет, чтобы все атрибуты сильного достались ему без каких-либо усилий.
– На то он и слабый.
– Он хочет чувствовать, что главенствует, поэтому хочет, чтобы во главе правительства стояли люди, которых он выбирает сам. И мы ему даем такую иллюзию – выбора одного из нас.
– Слабый, не имея воли, не терпит ее проявления в других, хочет, чтобы во главе правительства стояли безвольные, законопослушные винтики-чиновники.
– Мы даем и такую иллюзию, скрывая процесс принятия решений.
– Слабый хочет быть великодушным (потому что это привилегия сильного), но при этом ничего не делать и ничем не рисковать. И мы даем ему возможность считать, что это с его разрешения общество защищает слабых и обиженных.
– Слабый хочет, чтобы все это ему давалось без борьбы, по факту его существования, он хочет прав и главенство закона.
– И даже если слабый собрался с кем-то бороться, он требует, чтобы тот, с кем он борется, сам себя ослабил и победил.