Шаг за шагом Иванов проходил тот вечер в доме Давыдовых. Глеб помнил все отчетливо. Кто где стоял, что сказал, что сделал. Он помнил цветы, которые срезал Макарыч, он помнил, что у них с Юлей должен был состояться скромный праздничный ужин вдвоем. Помнил, что это была идея Юли, а он хотел с ней просто погулять, посмотреть на закат, который тогда обещал быть очень красивым.
Юля загорелась этой идеей и потащила его к машине. Они сели, выехали из ворот. Глеб признался, что ему не нравится, как Юля водит машину. Слишком агрессивно. Они ехали, и Глеб попрекал Юлю ее манерой езды. И тут на перекрестке они чуть было не протаранили большой черный внедорожник. Глеб схватился руками за приборную доску и вытаращил глаза. Иванов попытался его успокоить, но Глеб продолжал таращиться в пространство перед собой, но не мог произнести ни слова. Видно было, как его рот кривился, как его просто сводило судорогой, но звуки вырывались нечленораздельные.
– Все, Глеб, машина уехала, все хорошо, – заговори Иванов, – сейчас я громко посчитаю до пяти и ты выйдешь из транса. Один, два, три, четыре… пять!
Иванов схватил Глеба за руки и положил их на колени. Глеб обвел помещение взглядом и сфокусировался на лице Иванова. Его немного трясло от возбуждения, он облизывал губы.
– Ну, получилось? – спросил Глеб. – Я что-то вспомнил?
– Все хорошо, – улыбнулся Иванов. – А ты сам-то помнишь чего-нибудь, не прояснилось в голове?
– Не знаю… нет, наверное. Чувство такое, что я испугался. Что я говорил?
– Ты действительно немного перевозбудился, и мне пришлось выводить тебя из транса, – развел руками Иванов. – Причем это произошло в том месте, когда ты рассказывал, как вы с Юлей еще только ехали на берег любоваться закатом. Вы там чуть с машиной не столкнулись. Не помнишь?
– Нет, – покачал Глеб головой. – Можно я в душ схожу, а то весь мокрый.
Иванов дождался, когда Глеб скроется за дверью санузла, и только потом заговорил:
– Ты понял, Геша? Он чего-то испугался, еще когда они ехали. Причем испуг был очень сильный. Придется Юлю попытать по поводу того, что у них там произошло. Мне это не понравилось.
– А если бы ты его из транса не вывел, тогда что?
– Нервный срыв, истерика, эпилептический припадок. Что-нибудь в этом роде.
– Значит, думаешь, что этот испуг в дороге был таким же сильным, что и во время нападения? Интересно было бы пообщаться с коллегами Глеба на работе. Его там считают трусом?
– Нет, хватит кустарничать, – покачал Иванов головой. – Надо везти его в Москву и потрошить его мозги профессионально. И лечить, между прочим.
Глеб вышел из душа с полотенцем на шее и с мокрыми волосами. Он сразу подозрительно посмотрел на своих охранников. Но на лицах обоих уже не было и следа предыдущего разговора. Смотрели они благожелательно и лениво.
– Слушай, Глеб, – поинтересовался как бы между прочим Борисов, – а ты вообще насколько храбрый человек? Только честно. Ты в детстве дрался? Девушек в чужой район провожать не боялся ходить?
– А почему вы спрашиваете? Пытаетесь выяснить, насколько серьезная причина испугаться была у меня во время транса? – Глеб неопределенно дернул одним плечом, прошел к своей кровати, бросил полотенце и, взяв с тумбочки расческу, стал причесываться. Наконец, он ответил, не оборачиваясь. – Вообще-то я в школе серьезно самбо занимался, хотел в пограничники идти.
– А почему бросил? – спросил Иванов.
– Травма была серьезная. Руку ломал в двух местах. А потом как-то физикой увлекся, наукой. Так и пошло. А что?
– Да нет, ничего. У нас тоже такое бывало. Веня Волохов, который Юлю твою охраняет, так у того все наоборот, но по той же схеме. Был ученым-физиком, а потом травма, правда, душевная, бросил науку и ушел к нам. Такие дела.
– Бывает, – закончил причесываться и опустился на кровать Глеб. – Так что дальше со мной?
– В Москву, серьезно лечиться, – решительно хлопнул по колену и поднялся на ноги Борисов. – И подальше отсюда.
– И с Юлей даже не увижусь? – как-то нерешительно спросил Глеб.
– Не стоит рисковать. Пока ничего не понятно, пока не ясна причина нападения, то не стоит. Выяснится, и пожалуйста. Нет проблем! Несколько часов, и она у тебя. А пока ни тебе, ни ей носа совать на улицу нельзя. Зачем такой риск? Посуди сам, ты же ученый.