Золотой грех

— Ну и хорошо, — кивнул Романов, бросив внимательный взгляд на своего сотрудника. — А что беспокоит? Через два часа я был бы в офисе. Давай, колись!

— На агентство вышел некий депутат Государственной думы Борис Михайлович Давыдов. Вышел самостоятельно, без рекомендаций.

— Ладно, уже понял, — притворно вздохнул Романов. — Пошли назад, по дороге изложишь. Завтракать мне здесь не придется.

— Я бутербродов прихватил и термос, — улыбнулся молодой человек.

— Знал, что от завтрака оторвешь? Молодец. Так как на нас Давыдов вышел?

— По телефону.

— Надо полагать, что номер у него сохранился с прошлого года, — задумчиво сказал Романов. — Аккуратный мужик, сохранил номер.

— А что было в прошлом году?

— Он наш бывший клиент. У Давыдова есть приличный бизнес в Забайкалье — он золотопромышленник.

— Но он же депутат?

— Разумеется, что формально владельцем бизнеса является его совершеннолетняя дочь, — терпеливо ответил Романов. — Так вот, в прошлом году возникла необходимость сопроводить из Забайкалья в Москву весьма ценный груз. И в итоге выбор пал на «Барьер». Нашлись люди, которые порекомендовали Давыдову нашу контору.

— Ценный груз? Какой?

— А я не сказал? — насмешливо удивился Романов дотошности своего сотрудника. — Несколько уникальных самородков золота. В древние времена золотоносный пласт промывался речным потоком, а потом его снова после землетрясения, как предполагали специалисты, перекрыло горными породами. И несколько окатанных рекой самородков в толще пород застряли. Ты не поверишь! Самородок на шесть с небольшим килограммов в виде ромба с округлыми углами, слиток почти на восемь килограммов в форме кулака с плотно сжатыми пальцами. Еще «Читинский верблюд» килограмма на четыре, самый уникальный — сердце Чингисхана. Больше девяти килограммов в форме практически правильного сердца. И эту экспозицию мы сопровождали в Москву.

— Здравия желаю, — привычно сказал Шаповалов, сдвинув кустистые брови.

— Заходи, Сергей. — Протягивая руку, Романов вышел из-за своего рабочего стола. — Дело есть для твоей группы.

Они прошли по мягкому ковру к двум креслам в углу кабинета, где мягкий свет старомодного торшера падал на стекла и медь качающегося маятника высоких кабинетных часов. Шаповалов не мог понять, откуда у сорокапятилетнего мужчины может взяться такая ностальгическая страсть к старине, к стилю начала прошлого века в интерьере. И тяжелый дубовый стол, и настольная лампа под зеленым абажуром, и отделанные темными дубовыми панелями стены. И на окнах не жалюзи, а тяжелые портьеры в сочетании с собранными в гармошку тюлевыми занавесками. Да и сам хозяин кабинета был под стать интерьеру. Старомодно вежливый, с мягкой интеллигентной улыбкой и седыми висками на темных, коротко остриженных волосах.

Мало кто знал, что у генерал-майора в отставке Ивана Николаевича Романова восемь боевых орденов. И это не считая медалей и наград других государств. И два тяжелых ранения. И что до сих пор его реакция настолько отточена, что в скорости стрельбы и выборе цели в специальном тире ему нет равных. Как и нет равных на теннисном корте, например, и еще много в чем.

Шаповалов уселся в предложенное кресло и посмотрел на шефа, сложившего кончики пальцев рук перед своим лицом. Пауза отдавала театральностью, но Шаповалов знал, что это не просто рисовка, это привычка. Благодаря своим артистическим талантам, благодаря дару прирожденного психолога Романов имел связи практически во всех государственных структурах, мог выйти на контакт с любым человеком, мог запросто получить рекомендацию, совет и нужную информацию. А еще именно он и никто другой добывал для «Барьера» заказы. Сколько групп действовало одновременно, сколько и каких заказов выполнялось в данный момент, не знал никто, кроме него самого да пары заместителей.

— Знаешь, Сергей, — заговорил, наконец, Романов, разглядывая кончики своих ботинок, — у нас очень большая страна. Это и наша гордость, и наша беда. Мы очень богатая страна, и в то же время такие обширные территории очень сложно управляемы. Очень большое значение у нас имеет человеческий фактор. Хорошо маленькой Швеции или Финляндии. Там без телефона можно обойтись: в окно высунулся и крикнул.

Шаповалов улыбнулся и поддакнул:

— Если на улице не мороз градусов в пятьдесят!

— Да, проблемы есть у всех, но я не к тому.

Снова повисла пауза. Шаповалов слишком хорошо знал шефа, и знал он его уже лет десять. Еще по службе в ФСО. Романов никогда в служебном разговоре не говорил ничего просто так. А это был его служебный кабинет, и эти пространные разговоры не должны расслаблять собеседника. Вот если бы они прошли в зимний сад или присели за столик в баре, тогда можно было бы отнестись к разговорам Романова, как просто к беседе на общие темы, как к попытке поболтать о жизни.

— Задание имеет выходы на самые верха? — предположил Шаповалов.

— Да, — как будто очнулся Романов, — задание. Я тебя позвал, чтобы поручить одно дело. А выходы… Мы никогда не занимались различными мелкими делами. У нас все дела имеют выходы туда.

Романов поднял тонкий палец и указал на потолок.