Золотой иероглиф

Но до того, как посетить Юдзумори, я наведался в ближайший пост-офис и отправил на компьютер в администрации губернии короткое послание по-английски. Сэйго, когда узнал, что я познакомился с женщиной, к которой у меня возник определенный интерес, поморщился и посоветовал молчать не только о нашем деле, но и вообще не упоминать фамилию «Дзётиин». Я пообещал этого не делать, но мой компаньон, похоже, не очень-то мне поверил.

Не знаю, насколько ревностным последователем старых традиций был профессор Юдзумори, но он отнюдь не гнушался технических новшеств. Его маленький кабинет рядом с помещением кафедры был битком набит книгами, а на рабочем столе стоял компьютер с кучей периферийных устройств, с которым хозяин, надо полагать, должен был уметь обращаться. Самому Тинами, облаченному в темно-серый европейский костюм, было лет шестьдесят пять, выглядел профессор весьма неплохо для своего возраста и держался очень серьезно и корректно, не выражая никаких эмоций. Что он думал о нашем визите — одному лишь японскому богу известно.

Войдя в кабинет, Сэйго отвесил профессору поклон, я, разумеется, тоже. Мы удостоились вежливого кивка со стороны Юдзумори и получили приглашение садиться. Господин профессор, очевидно, дорожил своим временем, а потому не стал отвлекаться на церемонии и сразу же заговорил о деле.

— Если я вас правильно понял, — начал он, — вы интересуетесь династией Дзётиинов?

— Да, сэнсэй, — ответил Такэути, который потом подробно передал мне ход беседы. — В частности, человеком по имени Тамоцу.

— Не угодно ли ответить, какой интерес может быть к самураям у этого русского?

— Этот человек интересуется нашей культурой и историей. Более того, он может опровергнуть некоторые данные, касающиеся последнего представителя рода Дзётиинов, летчика Киваты, который на самом деле не погиб в 1939 году, а прожил в России до сорок пятого.

— Новая история — не моя область знаний, — заметил Юдзумори. — Но я готов вас выслушать.

Сэйго рассказал профессору историю Киваты и даже вручил ему ксерокопии документов из хабаровского краевого архива, которые догадался прихватить с собой. Разумеется, про то, какое отношение ко всему этому на самом деле имею я, он не сказал ни слова. Но о том, что последний Дзётиин оставил в Советском Союзе потомка, что не дало угаснуть древнему роду, упомянул.

— Если сейчас в России живет человек, который сумеет доказать, что он — наследник самураев, то у него не возникнет больших проблем с получением японского гражданства, — сказал Юдзумори.

— «Принцип крови»?

— Да. Известный эдикт императора о том, что все рожденные за рубежом люди японских родителей автоматически становятся японскими подданными, де-юре может считаться утратившим силу. Но де-факто он еще работает. Другое дело, сможет ли человек, утративший за несколько поколений духовную связь с родиной предков, стать настоящим японцем? Если вы хотите знать мое мнение, то — однозначно — нет.

Такэути вежливо промолчал. Профессор продолжил:

— Я должен быть вам благодарным за эти документы. Конечно, я не понимаю по-русски, но за переводом их дело не станет… Что вы хотите за них?

— Только информацию, сэнсэй.

— Спрашивайте, Такэути-сан.

— Нам бы хотелось подробнее узнать об упомянутой вами морской экспедиции Тамоцу Дзётиина.

— Извольте. Тамоцу Дзётиин был отправлен в экспедицию на северное побережье Хоккайдо своим даймё Хэйхатиро Юкинага вот с какой целью. В четвертом году эры Кэйтё, то есть, в тысяча шестисотом, пират по имени Танаэмон ограбил и потопил корабль с грузом золота — собранным чиновниками сёгуната налогом в южных провинциях страны. Официальные летописи умалчивают о том, кто именно понес ответственность за гибель корабля и пропажу груза. Но Юкинага, потерявший возможность оставаться сёгуном, впоследствии присягнул на верность великому Токугаве, который был, кстати, его злейший враг, и поручил организацию карательной экспедиции своему буси Дзётиину по причине того, что воин оказался зятем того пирата Танаэмона. Предыстория такова: овдовевший, но имеющий сына самурай Тамоцу Дзётиин спустя тринадцать лет взял дочь пирата себе в жены, не зная, кем в действительности является его тесть. Как он об этом узнал потом, и какие были обстоятельства — история умалчивает. Но, стремясь искупить вину, самурай сам явился к своему даймё и изъявил желание убить пирата и вернуть имущество сёгуна. Что произошло потом — сказать трудно, но самурай домой не вернулся. Погиб ли он в сражении, совершил ли харакири по причине невозможности одолеть пирата или найти груз — неизвестно… Но и золото во дворец сёгуна не вернулось. Вот такая история, довольно правдоподобная и, я думаю, действительно произошедшая именно так, как об этом говорят летописи… Если отбросить шелуху домыслов.

— А были и домыслы?