Золотой империал

— Des angenehmen Appetites, liebe Gaste! — радостно подхватила фрау Штайнбек, стоявшая рядом, чинно спрятав руки под фартук. — Ihnen ist es unbequem? (Приятного аппетита, дорогие гости! Вам неудобно? (Нем.)).

Это уже относилось к ротмистру, снявшему свой дождевик и теперь не знавшему, куда девать увесистый автомат, занимавший руки.

— Er weiss nicht, wohin ihm zu legen die eigene Biichse, — ответил за Чебрикова Сергей Владимирович. — Отдай, отдай ей автомат. Никуда он здесь не денется. (Он не знает, куда ему положить свое ружье. (Нем.)).

Ротмистру ничего не оставалось как повиноваться. Отщелкнув магазин, передернув затвор, чтобы патрон выскочил в подставленную ладонь, и поставив «АКСУ» на предохранитель, ротмистр с учтивым поклоном протянул оружие хозяйке:

— Bitte schon! (Пожалуйста (Нем.)).

— Danke schon! (Спасибо (Нем.)).

Толстушка с видимым трепетом приняла в фартук тяжелую вороненую «машинку».

— Wo ich die Hande um den Wegen, Hebe Frau Steinbeck auswaschen kann? (Где я могу вымыть руки с дороги, дорогая госпожа Штайнбек? (Нем.)).

Старик Берестов только крякнул с досады: кто-кто, а граф Чебриков в переводчике явно не нуждался.

* * *

Застолье затянулось допоздна, подойдя к своему логическому завершению только после того, как высоченные часы в углу пробили половину второго ночи.

Первым сдался Конькевич, обычно довольно умеренный в питии, но, видимо, еще не совсем отошедший от счастливого избавления, забросившего его вместо северного лесоповала, совершенно реального, в неведомую, но, похоже, довольно гостеприимную страну. Начав провозглашать очередной тост за прекрасных хозяек, нумизмат завершил его вполне по-русски, физиономией в салате. Пардон, в миске с квашеной капустой, что дела, впрочем, не меняло. Прекрасного качества местное пиво по своим коварным свойствам, особенно при каталитическом действии ядреного «Ягермайстера», мало отличалось от привычного «Жигулевского», а закусками инженер, как всегда, пренебрег.

После того как осоловевший Жорка, поддерживаемый хозяйкой с одной стороны и тоже порядком захмелевшей Валей — с другой, изволил отбыть на второй этаж, в отведенные ему апартаменты, трое оставшихся за столом мужчин наконец смогли обсудить события минувшего дня.

— Не узнаете, случайно, знакомых мест, Петр Андреевич? — поинтересовался для порядка у ротмистра, хмуро ковыряющего вилкой великолепный ломоть свиного окорока, Александров, цедя в стопочки настойку из изрядно опустевшего штофа, уже, кстати, второго по счету. — Не напоминает чего-нибудь ранее виденного?

— Знаете, нет, — ответил ротмистр, чокаясь по очереди с капитаном и с Берестовым и отправляя огненную влагу в рот. — Почему-то мне незнакомы столь основательные немецкие поселения на Урале. Ведь мы на Урале, Сергей Владимирович? — обратился он к проводнику.

— Истинно так, — степенно кивнул старик, сосредоточенно и безуспешно пытающийся наколоть на двузубую вилку шустро уворачивающийся от колющего орудия, словно живой, маринованный масленок. — Мы точно в том же месте, где и были, только город расположен не на месте Хоревска — там только один из фортов, да водохранилища никакого нет и в помине. Река Кундравинка есть, причем в том же русле, — хотя, разумеется, с другим, немецким, названием, а водохранилища... Тут вообще, понимаете... Они, местные, от нас здорово отстают по развитию. Лошади, паровозы, дирижабли... Телевидения нет — только радио. Автомобили — ухохочешься... Словом, как у нас в первое десятилетие двадцатого века.

Сверху донеслось исполняемое на три голоса, причем громкий, но немелодичный Жоркин дискант в зародыше задавливал женские контральто: "Die deutschen Soldaten, die deutschen Offiziere... (Немецкие солдаты, немецкие офицеры (Нем)).

Дождавшись, пока вокальные экзерсисы пьяного в дугу Конькевича сменятся его же громовым храпом, ничуть не приглушаемым ни дверями, ни расстоянием, Николай спросил:

— А вообще как тут... Какой государственный строй в России?

Берестов наконец наколол уставший, видимо, сопротивляться грибок на вилку и отправил его в рот. Над столом повисла гнетущая тишина: и Александров, и Чебриков терпеливо ждали ответа.

Проглотив гриб, «миропроходец», не предлагая никому, набулькал себе «Ягермайстера», выпил и только после этого сообщил, не поднимая глаз:

— А нет здесь никакой России, дорогие товарищи. Ни царской, ни советской, ни какой иной...

* * *