Когда папка с тщательно собранными ротмистром материалами достигла пресловутой толщины кирпича, а масса собранных доказательств, будучи взвешена на весах Фемиды, перевесила бы все мыслимые и немыслимые оправдания, Петр Андреевич решил, что наконец настало время для действия...
Когда дровишки в очаге совсем прогорели, хотя тепла в продуваемой всеми ветрами халупе так и не добавилось, ротмистр, кутаясь в свою куртку, не очень-то греющую, вопреки горячим заверениям рекламы, поднялся с пустого ящика, приспособленного им в качестве кресла, и стал готовиться ко сну.
Устал он за день изрядно, но сон почему-то не шел. Лежа в полной темноте с открытыми глазами, Петр Андреевич слегка прислушивался к руладам неутомимого кота и все старался найти ошибку в своих действиях, первоначально казавшихся непогрешимыми.
Операция была назначена ротмистром на вечер второго марта.
Очень интересная формулировка, будто готовился к операции по крайней мере взвод летучего отряда жандармерии при полном вооружении и снаряжении! Не было никакого взвода... Даже двух-трех проверенных оперативников, увы, не имелось под рукой. Петр Андреевич собирался провести захват Кавардовского имеющимися в наличии силами, то есть в одиночку.
Бравадой подобный план казался только на первый взгляд. Ротмистр Чебриков до зачисления в ряды сотрудников Корпуса подвизался в армейской разведке, причем отнюдь не на штабной работе, имел за плечами десятки операций в разного рода горячих точках по всему свету, три регулярные, хотя и не очень афишируемые, кампании, и скрутить знаменитого головореза, прикрывай его хоть пресловутые чикагские гангстеры, чьи подвиги так живописует и смакует бульварная пресса, или боевики сицилийской «коза ностры», смог бы без особенного труда. Недаром среди знакомых жандармов Петр Андреевич заслуженно носил шутливое прозвище Ниндзя.
Пользуясь беспечностью объектов, наивно считающих, что в уральской глуши они в абсолютной безопасности, Чебриков придирчиво исследовал все подходы к штаб-квартире Кавардовского и Колуна, быстро выяснив отсутствие у бандитов путей к отступлению. Постоянных телохранителей у главарей банды тоже немного — всего двое, причем один, щуплый парнишка лет двадцати, судя по всему, имел с Колуном несколько иные отношения, нежели рядовой бандит с боссом, и никакой проблемы не представлял вообще. Второй — значительно опаснее, ротмистр пару раз фиксировал его занятия во дворе какой-то восточной борьбой наподобие японского карате-до или еще более причудливого тэйквандо и тхеквандо, но, как говорится: «Против лома нет приема».
Оружие у бандитов, конечно, имелось, и это весьма осложняло ситуацию. Однако, собираясь в командировку, Чебриков, позаботился об экипировке, вооружении и специальных средствах, благо получал в таких делах полный карт-бланш начальства, предпочитавшего не спорить лишний раз со столичным хлыщом, не раз доказавшим на деле свою компетентность, так что осечки просто быть не могло.
Уже застегивая бронежилет (отнюдь не штатную «кирасу» нижегородского производства, а патентованный австрийский «штурмпанцер», гарантирующий надежную защиту даже при стрельбе крупнокалиберными пулями и в упор) перед зеркалом крохотной конспиративной квартирки на Александровской, у рынка, также щедро выделенной непонятному ревизору Шуваловым, Петр Андреевич еще и еще раз задавал себе вопросы: не торопится ли он, не следует ли все-таки сообщить о результатах расследования наверх и вызвать подмогу?..
— Победителей не судят, ротмистр! — подмигнул он самому себе, наконец отбросив все сомнения, и, не оборачиваясь, вышел в ранние мартовские сумерки.
«Отбросил все сомнения» — сказано-то как! Хорошо сказано, вкусно! Знать бы тогда, к чему все это приведет, отмерил бы не семь, а семьдесят семь раз, прежде чем отрезать. Увы, дорога в ад вымощена благими намерениями...
— Все! Остаешься здесь, — проинструктировал Чебриков вахмистра Елисеева, явно обрадованного тем, что ему лично лезть в бандитский притон не придется. — Если начнется стрельба, вызовешь подмогу. Но во всех остальных случаях — терпеть до последнего и ждать моего сигнала. Смотри меня не подстрели, когда выйду, — на прощание напутствовал он напарника. — Если выйду, конечно...
— Типун вам на язык, Петр Андреевич! Не гневите Бога, — перекрестил на прощание Чебрикова вахмистр, дядька, судя по всему, неплохой. — Храни вас Господь, ваше благородие!
— Ничего, ОН не выдаст... — отшутился ротмистр, ныряя в темноту...
Проникнуть в дом через окно веранды, неосмотрительно не запертое хозяевами изнутри, оказалось довольно легко. Внутренняя дверь тоже запиралась по провинциальному архаично — на мощный, но весьма ненадежный крючок, легко откинутый неким острым орудием из арсенала Петра Андреевича. Дальше скучно и вспоминать...