Золотой истукан (др. изд.)

- Ничего!

- Я вижу!

- Что видишь!

- Еще одну звезду, крохотную, тусклую.

- Кто увидел?

- Я, Сулейман.

- Вот тебе золотой! У тебя хорошие глаза. Это Суха, - запомните! - двойник звезды Мицар. Пусть радуется тот, кто способен ее различить, - он может стрелять без промаха.

Нет, Кутейба не застал Хурзада врасплох. Предупрежденный русичами, вождь повстанцев сумел вовремя вывести свои войска на левый берег, к Хазараспу.

К нему явился во главе своих скуластых узкоглазых всадников тюркский начальник Инэль-Каган.

- Людей у меня немного, - степной народ откочевал на летовья к Уралу, - наберется всего пять-шесть сотен. Зато - отменные стрелки.

Тоже небольшое, но крепкое войско привел Булан, ставленник иудейской общины.

Затем из Кердера - северной, приморской, части Хорезма, прискакал Хангири (или - Хуфарн; никто толком не ведал, как его зовут, и он не старался разъяснить).

Угры запоздали: все-таки Урал далеко, и, наверное, они боялись остаться без летних кочевий, занимаемых тюрками, - а хазары, пожалуй, и не думали спешить: своих забот у них было хоть отбавляй.

Хурзад собрал вождей у себя в шатре, спросил их сурово:

- Чего здесь ищете? Отвечайте, положа руку на сердце. Дело предстоит нелегкое, я должен точно знать, зачем вы здесь и почему.

Плосколицый Инэль-Каган:

- Нам, тюркам, неплохо жилось по соседству с вами и среди вас. Алтай, откуда вышли деды, забыт, - так уж получилось, что ваш край сделался нашей новой родиной. Жили мы, считай, мирно, не очень-то задирали друг друга. Правда? Попадет Хорезм под власть «покорных богу» - и нам, пастухам, беды не миновать. Вот почему я хочу тебе помочь, Хурзад.

Хуфарн (Хангири?) - без обиняков:

- Я привел тысячу храбрых воинов. Хочешь их получить, - обещай: победив «покорных богу», ты сделаешь меня священным царем вместо Аскаджавара. Будем с тобою вдвоем Хорезмом править.

- Священным царем? - удивился Хурзад. - Что проку тебе от этого? Чем хуже - править Кердером? Богатый округ. Много рыбы, скота. Священный царь - ничто, красивая кукла. На молебнах торчит с важным видом, жертвы приносит огню. Честь велика, конечно, но что в ней?

- Я так хочу. Будь это место незавидным, цеплялся бы Аскаджавар за него, как ты думаешь?

- Что ж, ладно. Будешь. А ты, Булан?

Булан, отпустивший пейсы на еврейский лад, видя соперника и в Хурзаде, и в Хуфарне (Хангири?), задумчиво погладил роскошную бороду - и ничего не сказал.

- Да, - вздохнул Хурзад. Он остановил доброжелательный взгляд на Инэль-Кагане, единственном, чей ответ пришелся ему по душе. - Всякий, конечно, ищет свое. Но будьте хоть в одном единодушны, уясните себе: чтобы ваши чаяния исполнились, нужно любой ценой победить Кутейбу. Победить - или умереть.

- Иного выхода нет, - согласился Инэль-Каган.

- Рано о смерти заводите речь, - съежился Хангири (Хуфарн?).

Скоро бой.

В середине пестрого хорезмийского войска расположился Хурзад с наиболее стойкими, убежденными хурремитами. На правом крыле разместились ударные отряды тюрков и русичей, на левом - Булан и Хуфарн (Хангири?).

- Что же, други! - спокойно и громко крикнул Хурзад. - Попытаем счастья под нашим красным знаменем?

Со стороны «покорных богу» долетел тягучий пронзительный голос священника, взывающего к аллаху.

…Как светлый божий день делится на утро, полдень и вечер, так и войско «покорных богу» состояло из трех главных частей, носящих образно-иносказательные названия:

«утро псового лая» - рассыпной строй легких всадников, призванных с шумом и гвалтом, подобно собачьей стае, кидаться первыми навстречу неприятелю и начинать сражение;

«день помощи» - основная линия конных и пеших войск, обязанных, выстроившись в шахматном порядке, наносить противнику самый сокрушительный удар;

«вечер потрясения»,- в чью задачу входило довершать разгром.

Позади этих трех линий под зеленым, с звездой и полумесяцем, знаменем пророка находились отборные запасные силы, кои пускались в дело в редких, крайних случаях.

Левое крыло именовалось Аль-Аджари, правое - Аль-Мугаджери.

И схлестнулись у стен Хазараспа два свирепых воинства!

Страшно смотреть, как насмерть, в кровь, дерутся двое мужчин. Всей кожей чуешь, глядя на них: человек не должен убивать человека! Это противно его естеству. А когда десятки тысяч окровавленных мужчин взметают копья, мечи, топоры с единственной целью - убить?

И еще страшнее видеть, что если одни умирают ради своей вековой мечты - спокойно работать, жить по-человечески, то другие их убивают всего-навсего ради паскудной добычи.

Поначалу, как водится, противники обменялись тучами стрел, - всегда над полем битвы вьются сперва стаи оперенных стрел, и уже после, когда сражение окончено, появляются стаи стервятников. Перья для стрел люди берут у хищных птиц. И можно подумать, потому так уверенно птицы слетаются к полю битвы, что полагают себя вправе возместить отнятое у них. Но берут они плату не платьем убитых - первым делом они выклевывают глаза. Затем рвут внутренности, И потом переходят к мясу.