Золотой капкан

Теперь Слон числится на том свете, а их, похоже, осталось только двое. Юрку Смирнова пристрелили посреди деревни, где он лупил выдохшегося бродягу. Не видно Чекмарева, да и других. В деревне уже не стреляют, и напрашиваются два вывода: либо они погибли, либо сдались. А кержаки народ темный, за погром спасибо не скажут и по голове не погладят. И суда с защитниками-адвокатами, которые из шкуры бы лезли, доказывая, какие они положительные, не предвидится. Закон тут один — тайга. И прокурор — медведь…

Уходить к реке не имеет смысла. Она отрезает путь к отступлению, вроде черты, которую не пересечь. И потом, на берегу их могли поджидать двое-трое местных ребят с колунами…

Наверх, надо только туда выбираться, в подступающей к оврагу тайге и раствориться в ней. Пусть найдут, если смогут.

— Ну, Макс? — подвывал Гвоздь. — Или выйдем? Может, ничего они нам не сделают?

— Дурак! Иди, если хочешь.

Гвоздь — измазанный глиной и жалкий, уронил трясущееся лицо на руки, роняя слезы от безнадеги. Умирать ему не хотелось.

Сверху послышался хруст сучьев, и едва различимый голос — Солдат готов был поклясться, что говорил горожанин, слишком уж заметной была разница с местным диалектом, — кого-то предупредил:

— Сильно не высовывайтесь. У них патроны скоро кончатся. Тогда сами полезут…

«Хрен дождешься! — Солдат отстегнул магазин и выщелкнул на ладонь оставшиеся патроны. — Всего четыре… всего четыре…»

Нет, в одиночку на тот свет он не уйдет.

— Собаками их, варнаков, надо. Козьма, тащи своего Никона. Злющий диавол, прости мя, господи… в клочки рвет…

Гвоздь поднял мокрое лицо, посмотрел со страхом на Солдата.

— Что… они говорят «собаками»?

— Нет, — разозлился Солдат, — встретят нас хлебом с солью.

Застонав от отчаяния, Гвоздь вскочил, словно подброшенный мощной пружиной, и разрядил рожок по стенам оврага.

Воздух всколыхнулся, посыпалась желтая хвоя и отбитые пулями ветки.

На полуслове автомат захлебнулся. Растаяла вонючая пороховая дымка.

«Дурак!» — сокрушенно подумал Солдат.

Расходовать патроны впустую, когда их и так кот наплакал… Стрелял ведь не в кого-то, а продемонстрировал оскал загнанного в угол зверя.

Гвоздь оттянул затвор — в грязь полетела зеленая дымящаяся гильза, — отпустил и нажал курок. Раздался сочный стальной щелчок, бесполезный во всех отношениях.

«Ну и фиг с тобой, — вогнал Солдат патроны в рожок. — Теперь каждый сам за себя».

Оставались целых четыре патрона. Без драки он не сдастся…

* * *

«Один заткнулся», — подумал вслух Иван, отходя подальше от края обрыва.

Что надо, он успел заметить: внизу всего двое, и опасен лишь один.

Овраг они оцепили плотно, но большинство мужиков с вилами, топорами, кто просто с оглоблей дожидались своего часа в кустах на берегу. Туда наверняка сунутся взятые в клещи бандиты. Терять им нечего, но и встреча ожидает теплая…

На этом же краю, кроме Ивана, находился Протасов и еще трое кержаков, один из которых побежал за собакой.

Собака была очень нужна, она решила бы проблему сразу.

— Эй! Вам некуда деваться! — крикнул он засевшим в овраге. — Добровольно не сложите оружие, на снисхождение можете не рассчитывать. У вас остался последний шанс. Упустите, пеняйте на себя.

Овраг отозвался визгливым:

— А не пошел бы ты?!

Протасов посмотрел на Ивана, глазами спросил, сколько человек внизу. Тот молча показал два пальца.

Протасов победно усмехнулся и снова крикнул:

— Мы пока не стреляем, но это пока. Подумайте хорошенько. Главарь ваш мертв, вертолет в наших руках. На что вы надеетесь?

Из кустов выскочил красный, запыхавшийся Кузьма, еле поспевая за здоровенным лохматым кобелем размером с небольшого теленка. Кобель греб лапами, хрипел, с клыков летела клейкая слюна.

Оба старовера боязливо попятились. Необузданный, свирепый норов пса, прозванного в честь почившего в бозе патриарха Никона, столь ненавистного им, был известен всему поселению. Не одну собаку задрал, срываясь с цепи… Не пес — дракон.

— Пущать? — отдуваясь, спросил Кузьма.

— Пускай, — разрешил Иван.

— Прости, господи, мя, грешного, — удерживая рвущегося пса за ошейник, свободной рукой перекрестился Кузьма. — Ату их, Никон, взять!

Не зря кобель слыл грозой местных собак, а однажды на охоте спас хозяина, сойдясь грудью с шатуном. Зайдясь хриплым рыком, чудом не свалил с ног Кузьму и, получив свободу, рванулся в овраг.

* * *

Кобель сбил Гвоздя с ног, подмял и лез клыками к горлу. Защищаясь, он подставил собаке локоть и теперь орал от боли. Пес сильнее сжимал челюсти, рука немела, и бежала по коже горячим ручейком кровь из раны.

— Макс! Макс! Помоги же… — бился под собакой Гвоздь.

— Снимай куртку. Быстрее!

Гвоздь сообразил и вынырнул из одного рукава, забросил куртку на собачью голову. Пес мгновенно ослабил хватку и вывернулся из-под нее.

Ударила очередь, и Никон, жалобно взвизгнув, забился в грязи.

Солдат, бросив ненужный теперь автомат, карабкался по склону, и страх быть пойманным придавал ему силы. Он успел увидеть, как посыпались в овраг крестьяне, навалились на Гвоздарева и крутили ему руки, и Солдат выл, думая лишь о том, как добраться до леса.