— Поясница у меня слабая — устает, если я на одном месте долго сижу. Это дело больше для тех, у кого спина чугунная.
К лету следующего года он расстался с кооперацией и переметнулся в областную контору Главрыбсбыта. Встретился я с ним однажды на совещании. Один из ораторов упрекнул его в том, что мало в районе рыбных товаров. Встал Брыкин с места и пошел к президиуму бледный и записочку в руках терзает. В зале громко сказали:
— Ну, сейчас наш главсудак воды намутит.
Дали Брыкину слово. И началось:
— Брыкин… Брыкин… Брыкин… Я дал… Я взял… Я помог… Я предусмотрел… Я предупреждал.
Только одно из его речи и запомнилось, что судак для икрометания заходит из морей в реки, очень прожорливый и корма ему надо много.
После Брыкина выступал директор торга Сыроваров. Он у нас мужчина ядовитый и начал свою речь с подходцем. Сначала пару слов о наивных карасях, а потом о том, что есть, дескать, в море такая рыба, у которой только один глаз. Вот и наши товарищи, которые Брыкина выдвигают да поддерживают, тоже вроде с одним глазом.
Но Сыроварова из президиума быстренько поправили:
— Сравнение с морскими зверями и чудовищами неуместно. Это критика не дружественная…
Вскоре я уехал учиться в институт и встретил Брыкина только через два года. Меня как депутата приглашали на каждую сессию областного Совета. Приехал я однажды на сессию с опозданием. Вхожу в зал и вижу: стоит на сцене толстый человек в одежде военного покроя. Лицо круглое так и лоснится, весь в поту, а голос самоуверенный:
— Я дал команду… Я все заранее спланировал…
Я соседа спрашиваю:
— Кто это выступает?
— Заместитель заведующего областным отделом торговли Брыкин. Поприжали его немножко, вот он и вертится.
Я, признаться, Брыкина не сразу узнал.
Но на этот раз случилась у него осечка. Вышла после него на трибуну секретарь Каменского райкома партии Анна Алексеевна Малышева и начала рассказывать, как Брыкин в пионерские лагеря вместо чайных чашек заслал пивные кружки.
— Вот они, ваши кружечки. С мерой ноль и пять десятых…
В зале, конечно, так и грохнули, а Малышева все рассказывает:
— А не по вашей ли вине в районе нет спичек? Вы только подумайте, спичек! А кто на окраинах хлебные палатки позакрывал? Вы, товарищ Брыкин. Не любите вы работать, не умеете вы работать!
Одним словом, расписала она Брыкина, как зебру. Потом другие ораторы критики добавили.
В конце заседания дали слово для справки опять Брыкину. И тут случилось совсем странное. Алексей Иванович вдруг слабым голосом прошелестел:
— Да, мы тут действительно допустили ошибку. Мы тут действительно недоглядели…
Что хотите со мной делайте, но клянусь, я впервые услышал, как Брыкин личное местоимение упомянул во множественном числе.
СТОЛБ
Стоял столб. На самом ходу, на тротуаре. Впрочем, какие на нашей Раздольной улице тротуары? Так, одно название.
Какой породы было дерево, не скажу, но только столб получился крепкий. Как-то в него врезался «Москвич» — радиатор в лепешку, крыло в гармошку, — а столб стоит себе да звенит.
А вы говорите — техника.
Никто не знал, кому и когда пришла в голову идея вбить сюда этот столб и зачем он вообще.
Просто привыкли.
Вот столб и стоял, как столб. Никаких полезных задач не выполнял и только изредка звенел или гудел, когда на него кто-нибудь натыкался.
Правда, ребятишки, играя в прятки, любили за ним укрываться. Может быть, только поэтому никому не приходило в голову: а зачем же он все-таки стоит, столб-то?
Попытки извлечь из столба хотя бы малейшую пользу заканчивались крахом. Например, однажды Сеня Шустров забрался на верхушку столба в надежде, что оттуда дальше видно. Увидел он все ту же нашу Раздольную улицу, но зато сверзился и едва не свернул себе шею.
Со временем в честь этого столба наш тротуар стали называть «столбовой дорогой».
Хотите верьте, хотите нет, но за многие годы к столбу так притерпелись, что даже синяки и шишки, возникавшие от столкновения с ним, принимали как должное.
Так и стоял бы столб до сегодняшнего дня, если бы кого-то вдруг не осенило:
— А на что она здесь, граждане, дубина эта? Только мешает. Спилить — и на дрова.
И все мы тотчас будто прозрели: верно ведь!
Дальше — больше: стали мы поглядывать на наш столб с неприязнью и даже некоторой враждебностью. Кто-то вспомнил свои синяки, другие же заговорили о том, как эстетично будет выглядеть Раздольная улица без нелепого столба. Ко всему этому прибавились практические реплики хозяек: дескать, к столбу даже бельевую веревку не привяжешь — так неудобно он стоит.
Наконец в одно прекрасное утро два соседа — Панкрат Иваныч и Глеб тоже Иваныч — взяли пилу и твердым шагом направились к безмятежному столбу.
Как раз в ту минуту мимо столба следовал управляющий горкомхозом Эдуард Кузьмич Стародуб. Разгадав коварное намерение злоумышленников, он обнял столб, точно отца родного после долгой разлуки, и произнес суровое обличительное слово: