Золотой характер

— Ох, и лют! Зверь в собачьей шкуре! Никого не признает! Самому проводнику пальто в клочья исполосовал. Пришлось за четыреста рублей новое покупать…

— А как звать-то этого барбоса? — поинтересовался Семен Никитич, заглядывая в щель.

— Какая-то мудреная кличка, уж и не помню. Сейчас я проводника спрошу. Эй, хозяин! — обратился Стучалов к сидящему на дровах человеку. — Слышь, хозяин? Как кобеля-то звать?

Проводник сердито произнес что-то длинное и непонятное.

— Вот и я говорю, мудреная кличка, — оправдывался Стучалов. — В два приема не выговоришь.

— Ну и пес с ней, с кличкой! — махнул рукой Семен Никитич. — Будем Полканом звать. У моего тестя тоже Полкан был. Поменьше этого, но поголовастей. Убили его. Кур воровал… Так сколько, говоришь, отдал-то?

— Триста пятьдесят рублей, не считая всяких других расходов. Дешевле не отдавали.

— Немного дороговато, — почесал скулу Мелешкин.

— Зато собака-то! Кататься на ней можно!

— За такие деньги небось нас самих прокатят, — сухо заметил бухгалтер. — Еще машину нанял, проводника зачем-то взял. Ему и суточные выплачивать и обратный проезд потребуется. Это, брат, тоже в копеечку влетит.

— А что я один стал бы с ней делать? Вас бы туда, так узнали бы! — обиделся Стучалов.

— Ну, ладно, ладно, — замахал на них Мелешкин. — Будет вам. В два счета окупится. Ты, Стучалов, займись-ка проводником. Покорми его… А вечером — к поезду. Без проводника управимся. И машину отпусти…

На следующее утро, придя на работу, члены артели были удивлены открывшейся перед ними картиной: дорожки не расхищены, снег лежит сугробами, ворота заперты, во дворе горит большой ночной фонарь…

— Проспал, старый кочан! — сказал Мелешкин. — Небось обрадовался, что за него животное службу несет.

Председатель хотел постучать, но в ту же секунду отскочил от ворот на почтительное расстояние.

— За… за руку чуть не тяпнула! — произнес он тоном человека, который чудом вывернулся из-под трамвая.

— Вот это да! — послышалось из толпы. — Что же теперь делать? Ведь работать пора.

Наиболее отчаянные пытались кричать и звать Матвея. Но в ответ слышалось лишь злобное рычание.

— Может, его того… собака загрызла! — продолжая дрожать, высказался председатель. — Не нашли общего языка, вот она его и сгамкала…

— Пристрелить ее, чтоб живых людей не грызла! — предложил кто-то из членов артели. — Взять ружье, бах — и поминай, как звали!

— Стрелять нельзя, — возразил бухгалтер. — За нее большие деньги плачены. В инвентарную книгу записана… Уговорить бы ее как!

— Товарищи! Никак Матвей! — закричали в толпе. — Он и есть. Это его шапка! Да вон он, вон, на чердаке!

— Люди добрые! — замахал Матвей шаткой. — Братцы! Выручайте! Близко, подлая, не подпускает! Всю ночь, чтоб ей ни дна, ни покрышки, на чердаке промаялся.

Затем Матвей неожиданно юркнул обратно. И все услышали, как он стал зазывать собаку:

— Полканушка! Иди, собаченька, на место! Я тебе мясца куплю, печеночки! Иди!..

Потом раздался приглушенный лай, удар, похожий на выстрел, и радостный крик Матвея:

— Есть! Наконец-то, будь она семь раз проклята! Загнал подлую! Захлопнул! Кошка помогла. Погналась за кошкой, я ее, голубушку, и припер…

В тот же день бухгалтер стоял перед Мелешкиным и, переминаясь с ноги на ногу, докладывал:

— Полкан уже в две тысячи сто пятнадцать рублей обошелся, не считая кормежки. А чем, спрашивается, он лучше Матвеева Шарика? Шерсти больше — и все…

И, скосив глаза на матовый шар потолочной лампы, бухгалтер еле слышно добавил:

— Из газеты приходили. Спрашивали, что да как… Завтра жди подарка!.. Вот тебе и хозяйственный подход!.. Это называется сэкономили!

Вечером собаку продали за пятьдесят рублей заведующему базой райпотребсоюза, приехавшему в артель за бочкотарой.

В. Куканов ПОСТРАДАВШИЙ (История в письмах)