— Мне очень жаль твоего отца, — сказал Арриго мягко. Он любил Энрея, да и его собственный отец тоже когда-нибудь умрет. — Я разделяю твою скорбь. Он был прекрасным человеком.
— Не говори мне этих избитых фраз, — прошептала она. — Не говори мне ничего.
— Челла…
Голос Мечеллы был едва слышен, как будто горе лишило ее дыхания.
— Как ты смеешь говорить о моем отце! Ты, который обещал ему, что его дочь будет с тобой счастлива!
— Мечелла, ты просто взвинчена. Я понимаю, это ужасное горе…
— Ты предал его, предал меня. Как ты только мог подумать о том, чтобы привезти сюда эту женщину?! Арриго шагнул к ней.
— Дай я обниму тебя, каррида…
— Разве мало постелей в Мейа-Суэрте? Или тебя так возбуждает идея иметь свою шлюху в моем доме, доме твоей жены? Стараясь говорить сдержанно, он ответил:
— Твоя утрата очень горька, но я не позволю тебе говорить о графине до'Альва в таком тоне.
— Позволяй или не позволяй — это не имеет никакого значения здесь, в моем доме. Убирайся!
— Не будь посмешищем, я твой муж!
— Нет.
Мечелла медленно поднялась, вцепившись дрожащими руками в измятые черные юбки. Она скривила губы в презрительной усмешке и добавила:
— Ты только человек, за которого я вышла замуж и от которого у меня дети!
— Мечелла, я приехал, чтобы посочувствовать…
— Ты приехал только потому, что не приехать значило бы показать всему свету, кто ты такой на самом деле!
Негодование вернуло Мечелле голос и силы. Она откинула волосы за спину и гневно посмотрела на мужа.
— Уезжай, Арриго. И никогда больше не возвращайся в Корассон, если, конечно, не захочешь, чтобы все увидели, как тебя не пустят на порог!
— Ты не посмеешь!
— Попробуй, и ты увидишь!
Арриго снова попытался ее успокоить.
— Ты слишком расстроена сейчас, чтобы рассуждать здраво. Я вернусь, когда ты…
— Если ты вернешься, я прикажу своим шагаррцам выкинуть тебя вон!
Арриго рассмеялся.
— Я же их капитан, Мечелла!
— А служат они мне и любят тоже меня! Он наконец-то не выдержал.
— И в эту “службу и любовь”, разумеется, входят и постельные услуги?
Она не вздрогнула и не отпрянула, она расхохоталась.
— Спасибо за совет! Да любой из них, даже спящий, подойдет мне лучше, чем ты, когда бодрствуешь!
Арриго в три огромных шага оказался около нее.
— Только дотронься до меня, и я закричу! — прошипела она. Призвав на помощь все свое самообладание, которое всегда удерживало его от того, чтобы семейный скандал стал публичным, Арриго сказал:
— Помнится, когда-то ночью ты сама просила, чтобы я обнял тебя. Так вот, Мечелла, теперь я скажу тебе честно — я скорее лягу в блевотину чумного!
— Убирайся!
— С удовольствием!
Арриго развернулся и направился к двери. Взявшись рукой за хрустальную ручку, он в последний раз оглянулся.
— Я никогда не любил тебя, Мечелла. Я женился на тебе только потому, что так приказал мой отец. Я спал с тобой, мечтая о Тасии. И когда отец умрет, а я стану герцогом Тайра-Вирте, для тебя в Палассо Веррада будет открыта только одна дверь: к сточной канаве. Дольчо нокто, Мечелла. Счастливо оставаться в Корассоне, ведь именно здесь ты и будешь жить до конца своих дней — одна!
— В любой лачуге жить лучше, чем с тобой! Но не одна, Арриго, уверяю тебя, одна я не останусь!
— Эн верро? — улыбнулся он. — А что же скажет народ, когда их обожаемая Дольча Челлита окажется шлюхой?
Глава 50
Через несколько дней Коссимио и Гизелла вернулись с детьми в Палассо Веррада. Лиссина задержалась, чтобы дать Северину возможность закончить работу над ее “Завещанием”, — оно все еще было тайной для всех, кроме него, Лейлы, Кабрала и Мечеллы. Потом и она уехала, наказав своим родственницам получше заботиться о здоровье Мечеллы теперь, когда у нее такое горе.
— В Гхийасе совсем другие понятия о трауре, — сказала Лиссина, стоя на пороге Корассона и натягивая перчатки.
Ее экипаж уже подъехал. — Королю Энрею устроят пышные похороны, и еще полгода весь двор будет в трауре. Мечелла, конечно, будет горевать гораздо дольше, но сейчас ей хуже всего. А у нас в Тайра-Вирте родственники усопшего скорбят лишь несколько дней, так что если Мечелла затворится в Корассоне, люди решат, что она преувеличивает свое горе. Но тут уж ничего не поделаешь.
Лейла вежливо кивнула, подумав, что ее собеседница мало что знает о горе. Теплые карие глаза Лиссины были полны сочувствия, но морщин на лице — в ее-то годы! — было меньше, чем у Верховного иллюстратора Меквеля. Такое лицо не создано для страданий. Вспоминая все, что ей было известно о жизни Лиссины, Лейла подумала, что беды тоже поняли это и обошли ее стороной.
Но уже в следующую секунду она устыдилась своих мыслей, потому что Лиссина тихонько вздохнула и пробормотала:
— Помню, когда умер мой Рейкарро.., через шесть дней мне надо было присутствовать на балу в честь короля Таглиса, а я и головы не могла приподнять… — Она с трудом сглотнула и тряхнула головой, на которой седина почти не оставила следов. — Эйха, это было давно. Присматривай за Мечеллой, Лейла. Напиши мне, если будет нужна моя помощь — я сразу же приеду.