Золотой ключ. Том 3

Огляделась, обнаружила сломанный мольберт, а за ним большую панель, накрытую пожелтевшей простыней. Больше никаких следов Сарио ей найти не удалось: ни красок, ни кистей, ничего, что Свидетельствовало бы о его пребывании здесь. Впрочем, жизнь Сарио заключена в его произведениях.

Элейна сняла с панели простыню, тщательно сложила ее и.., замерла перед удивительной картиной, представшей ее глазам.

Это был портрет множества мужчин, каждое лицо четко выделялось на темном фоне; между ними проходила почти невидимая граница, увитая легким орнаментом, в который вплеталась тайнопись, — тончайшая нить, словно живое существо, связывала все изображения воедино. Кое-какие мужчины были одеты по моде прошедших столетий, на одном Элейна увидела костюм, какие носили не более десяти лет назад. Она сразу узнала Сарио — своего Сарио. Матра Дольча! И Риобаро Грихальву, великого Верховного иллюстратора! Она начертала его подпись на скатерти в гостинице Гаспара в честь давно умершего замечательного мастера. А вот Дионисо Грихальва. Но первым среди всех был настоящий Сарио, на лице которого лежала печать прожитых лет.

Разум одного человека, его дух, переносился в тело другого. А это — его Пейнтраддо Меморрио, истинный автопортрет, где отражены все его ипостаси. Она узнала элементы растительного орнамента, идущего по краю картины: плакучая ива, символизирующая Свободу, вербена означала Магию, можжевельник — Защиту, белый дуб — Независимость, золотые розы — Идеал.

Он убил шестнадцать человек, чтобы заполучить их тела, прожить их жизни. Чей череп он сохранил?

Элейна зажгла масляную лампу. Долго смотрела на огонь. Потом долила еще масла, чтобы пламя запылало с новой силой.

Вырвала из книги первый лист и поднесла его к огню.

Многоликий Сарио взирал на нее с портрета. Элейне казалось, что он видит ее из своей темницы, своими глазами, написанными красками, в которые он подмешал кровь. “Я ни с кем не желаю делиться знанием о Даре”.

Только с ней. Разве он не обещал научить ее всем секретам иллюстраторов? И секретам, которые знал только он, а за триста долгих лет ему наверняка открывались вещи удивительные. И все, что Сарио имел, он отдал именно ей. Потому что она такая же, как он.

У Элейны дрожали руки, когда она поднесла лист пергамента к огню. Хрупкая страница словно нашептывала ей голосом Сарио: со временем она сумеет разобрать то, что написано в этой книге, он же смог. Если у нее будет достаточно времени, она узнает все, что знал Сарио, и хотя у нее нет Дара, чтобы самой рисовать заклинания, можно взять учеников, показать им…

Матра Дольча! Вот к чему приводят подобные размышления: к гордости, высокомерию, полной катастрофе. К смерти. Сарио убил Агустина, Андрее и всех мужчин на Пейнтраддо, не говоря уж о множестве других: их воспоминания, их жизни утеряны навсегда.

Проклиная Сарио, Элейна поднесла к огню конец древнего пергамента. Край запылал и сморщился. Буквы сияли серебряным светом, искрились и умирали. Их древняя красота потускнела, приобрела коричневый оттенок, почернела, а потом вспыхнула белым пламенем и обожгла пальцы. Элейна вскрикнула и уронила страницу.

Так сгорит и она сама, если ступит на тропу, по которой шел Сарио. Со слезами на глазах смотрела Элейна на догорающее пламя. Когда остался только пепел, она повернулась и взглянула на Пейнтраддо Меморрио.

Подойдя к картине, провела пальцами по поверхности, точно пыталась почувствовать Сарио. Какие-то портреты потрескались и пожелтели, другие казались совсем новыми и свежими. С течением времени менялся стиль художника, но не было сомнения, что все они написаны одной и той же рукой. Настоящий шедевр — множество лиц, глядящих с полотна. Каждый представлял собой отдельную личность, но у всех были глаза Сарио: темные, карие глаза. Композиция, естественно, не могла быть совершенной — и действительно, одна часть картины оставалась незаконченной — белая грунтовка для нового портрета. И все же Пейнтраддо можно считать произведением искусства. Хотя Элейна и не знала людей, изображенных на полотне, она была в состоянии проследить за судьбой Сарио по мере того, как он переходил из старого тела в новое. Его мастерство росло с каждым следующим произведением. Тайнопись, переходящая от одного лица к другому, спрятанная под обычной краской, словно поведала ей историю его жизни.

"Сожги все, что ты там найдешь”. Но Элейна не могла. Она не могла уничтожить этот шедевр.

Всхлипнула, вытерла слезы, вернулась к столу. Череп стоял рядом с книгой, их соседство напоминало: знание убило первого Сарио — хотя Сарио продолжал жить, — уничтожило то лучшее, что в нем было, и усугубило темные стороны его души. Что еще написал тза'аб в священной книге? Наверняка не только плохое; а вдруг в ней сокрыто добро, которого Сарио не захотел увидеть? Не ей об этом судить.

Элейна снова полистала страницы книги и поняла, что не сможет ее сжечь. Но и хранить у себя не должна. Потому что Кита'аб отдал ей Сарио Грихальва.