Золотой ключик, или Приключения Буратино

— Аап-чхи! Аап-чхи! — Карабас Барабас забирал разинутым ртом воздух и с треском чихал, тряся башкой и топая ногами.

На кухне всё тряслось, дребезжали стёкла, качались сковороды и кастрюли на гвоздях.

Между этими чиханьями Буратино начал подвывать жалобным тоненьким голоском:

— Бедный я, несчастный, никому-то меня не жалко!

— Перестань реветь! — крикнул Карабас Барабас. — Ты мне мешаешь… Аап-чхи!

— Будьте здоровы, синьор, — всхлипнул Буратино.

— Спасибо… А что родители у тебя живы? Аап-чхи!

— У меня никогда, никогда не было мамы, синьор. Ах я, несчастный! — И Буратино закричал так пронзительно[34], что в ушах у Карабаса Барабаса стало колоть, как иголкой.

Он затопал подошвами:

— Перестань визжать, говорю тебе!.. Аап-чхи! А что — отец у тебя жив?

— Мой бедный отец ещё жив, синьор.

— Воображаю, каково будет узнать твоему отцу, что я на тебе изжарил кролика и двух цыплят… Аап-чхи!

— Мой бедный отец всё равно скоро умрёт от голода и холода. Я его единственная опора в старости. Пожалейте, отпустите меня, синьор.

— Десять тысяч чертей! — заорал Карабас Барабас. — Ни о какой жалости не может быть и речи. Кролик и цыплята должны быть зажарены. Полезай в очаг.

— Синьор, я не могу этого сделать.

— Почему? — спросил Карабас Барабас только для того, чтобы Буратино продолжал разговаривать, а не визжал в уши.

— Синьор, я уже пробовал однажды сунуть нос в очаг и только проткнул дырку.

— Что за вздор! — удивился Карабас Барабас. — Как ты мог носом проткнуть в очаге дырку?

— Потому, синьор, что очаг и котелок над огнём были нарисованы на куске старого холста.

— Аап-чхи! — чихнул Карабас Барабас с таким шумом, что Пьеро отлетел налево, Арлекин — направо, а Буратино завертелся волчком[35].

— Где ты видел очаг, и огонь, и котелок нарисованными на куске холста?

— В каморке моего папы Карло.

— Твой отец — Карло! — Карабас Барабас вскочил со стула, взмахнул руками, борода его разлетелась. — Так, значит, это в каморке старого Карло находится потайная…

Но тут Карабас Барабас, видимо не желая проговориться о какой-то тайне, обоими кулаками заткнул себе рот. И так сидел некоторое время, глядя выпученными глазами на погасающий огонь.

— Хорошо, — сказал он наконец, — я поужинаю недожаренным кроликом и сырыми цыплятами. Я тебе дарю жизнь, Буратино. Мало того…

Он залез под бороду в жилетный карман, вытащил пять золотых монет и протянул их Буратино:

— Мало того… Возьми эти деньги и отнеси их Карло. Кланяйся и скажи, что я прошу его ни в коем случае не умирать от голода и холода и самое главное — не уезжать из его каморки, где находится очаг, нарисованный на куске старого холста. Ступай, выспись и утром пораньше беги домой.

Буратино положил пять золотых монет в карман и ответил с вежливым поклоном:

— Благодарю вас, синьор. Вы не могли доверить деньги в более надёжные руки…

Арлекин и Пьеро отвели Буратино в кукольную спальню, где куклы опять начали обнимать, целовать, толкать, щипать и опять обнимать Буратино, так непонятно избежавшего страшной гибели в очаге.

Он шёпотом говорил куклам:

— Здесь какая-то тайна.

По дороге домой Буратино встречает двух нищих — кота Базилио и лису Алису

Рано утром Буратино пересчитал деньги, — золотых монет было столько, сколько пальцев на руке, — пять.

Зажав золотые в кулаке, он вприпрыжку побежал домой и напевал:

— Куплю папе Карло новую куртку, куплю много маковых треугольничков, леденцовых петухов на палочках.

Когда из глаз скрылся балаган кукольного театра и развевающиеся флаги, он увидел двух нищих, уныло[36] бредущих[37] по пыльной дороге: лису Али́су, ковыляющую[38] на трёх лапах, и слепого кота Бази́лио.

Это был не тот кот, которого Буратино встретил вчера на улице, но другой — тоже Базилио и тоже полосатый. Буратино хотел пройти мимо, но лиса Алиса сказала ему уми́льно[39]:

— Здравствуй, добренький Буратино! Куда так спешишь?

— Домой, к папе Карло.

Лиса вздохнула ещё умильнее:

— Уж не знаю, застанешь ли ты в живых бедного Карло, он совсем плох от голода и холода…

— А ты это видела? — Буратино разжал кулак и показал пять золотых.

Увидев деньги, лиса невольно потянулась к ним лапой, а кот вдруг широко раскрыл слепые глаза, и они сверкнули у него, как два зелёных фонаря.

Но Буратино ничего этого не заметил.

— Добренький, хорошенький Буратино, что же ты будешь делать с этими деньгами?

— Куплю куртку для папы Карло… Куплю новую азбуку…

— Азбуку, ох, ох! — сказала лиса Алиса, качая головой. — Не доведёт тебя до добра это ученье… Вот я училась, училась, а — гляди — хожу на трёх лапах.

— Азбуку! — проворчал кот Базилио и сердито фыркнул в усы. — Через это проклятое ученье я глаз лишился…

На сухой ветке около дороги сидела пожилая ворона. Слушала, слушала и каркнула:

— Врут, врут!..

Кот Базилио сейчас же высоко подскочил, лапой сшиб ворону с ветки, выдрал ей полхвоста, — едва она улетела. И опять представился[40], будто он слепой.

— Вы за что так её, кот Базилио? — удивлённо спросил Буратино.

— Глаза-то слепые, — ответил кот, — показалось — это собачонка на дереве…