Золотой ключик, или Приключения Буратино

– Ха-ха-ха, – покатился со смеху Арлекин, – видели дуралея!..

Он схватил палку и отколотил Пьеро.

– Как зовут твою невесту?

– А ты не будешь больше драться?

– Ну нет, я ещё только начал.

– В таком случае её зовут Мальвина, или девочка с голубыми волосами.

– Ха-ха-ха! – опять покатился Арлекин и отпустил Пьеро три подзатыльника. – Послушайте, почтеннейшая публика… Да разве бывают девочки с голубыми волосами?

Но тут он, повернувшись к публике, вдруг увидел на передней скамейке деревянного мальчишку со ртом до ушей, с длинным носом, в колпачке с кисточкой…

– Глядите, это Буратино! – закричал Арлекин, указывая на него пальцем.

– Живой Буратино! – завопил Пьеро, взмахивая длинными рукавами.

Из-за картонных деревьев выскочило множество кукол – девочки в чёрных масках, страшные бородачи в колпаках, мохнатые собаки с пуговицами вместо глаз, горбуны с носами, похожими на огурец…

Все они подбежали к свечам, стоявшим вдоль рампы, и, вглядываясь, затараторили:

– Это Буратино! Это Буратино! К нам, к нам, весёлый плутишка Буратино!

Тогда он с лавки прыгнул на суфлёрскую будку, а с неё на сцену.

Куклы схватили его, начали обнимать, целовать, щипать… Потом все куклы запели «Польку Птичку»:

Птичка польку танцевала
На лужайке в ранний час.
Нос налево, хвост направо, –
Это полька Барабас.

Два жука – на барабане,

Дует жаба в контрабас.
Нос налево, хвост направо, –
Это полька Карабас.

Птичка польку танцевала,

Потому что весела.
Нос налево, хвост направо, –
Вот так полечка была…

Зрители были растроганы. Одна кормилица даже прослезилась. Один пожарный плакал навзрыд.

Только мальчишки на задних скамейках сердились и топали ногами:

– Довольно лизаться, не маленькие, продолжайте представление!

Услышав весь этот шум, из-за сцены высунулся человек, такой страшный с виду, что можно было окоченеть от ужаса при одном взгляде на него.

Густая нечёсаная борода его волочилась по полу, выпученные глаза вращались, огромный рот лязгал зубами, будто это был не человек, а крокодил. В руке он держал семихвостую плётку.

Это был хозяин кукольного театра, доктор кукольных наук синьор Карабас Барабас.

– Га-га-га, гу-гу-гу! – заревел он на Буратино. – Так это ты помешал представлению моей прекрасной комедии?

Он схватил Буратино, отнёс в кладовую театра и повесил на гвоздь. Вернувшись, погрозил куклам семихвостой плёткой, чтобы они продолжали представление.

Куклы кое-как закончили комедию, занавес закрылся, зрители разошлись.

Доктор кукольных наук синьор Карабас Барабас пошёл на кухню ужинать.

Сунув нижнюю часть бороды в карман, чтобы не мешала, он сел перед очагом, где на вертеле жарились целый кролик и два цыплёнка.

Помуслив пальцы, он потрогал жаркое, и оно показалось ему сырым.

В очаге было мало дров. Тогда он три раза хлопнул в ладоши. Вбежали Арлекин и Пьеро.

– Принесите-ка мне этого бездельника Буратино, – сказал синьор Карабас Барабас. – Он сделан из сухого дерева, я его подкину в огонь, моё жаркое живо зажарится.

Арлекин и Пьеро упали на колени, умоляли пощадить несчастного Буратино.

– А где моя плётка? – закричал Карабас Барабас.

Тогда они, рыдая, пошли в кладовую, сняли с гвоздя Буратино и приволокли на кухню.

Синьор Карабас Барабас вместо того, чтобы сжечь Буратино, даёт ему пять золотых монет и отпускает домой

Когда куклы приволокли Буратино и бросили на пол у решётки очага, синьор Карабас Барабас, страшно сопя носом, мешал кочергой угли.

Вдруг глаза его налились кровью, всё лицо сморщилось. Должно быть, ему в ноздри попал кусочек угля.

– Аап… аап… аап… – завыл Карабас Барабас, закатывая глаза, – аап-чхи!..

И он чихнул так, что пепел поднялся столбом в очаге.

Когда доктор кукольных наук начинал чихать, то уже не мог остановиться и чихал пятьдесят, а иногда и сто раз подряд.

От такого необыкновенного чихания он обессилевал и становился добрее.

Пьеро украдкой шепнул Буратино:

– Попробуй с ним заговорить между чиханьями…

– Аап-чхи! Аап-чхи! – Карабас Барабас забирал разинутым ртом воздух и с треском чихал, тряся башкой и топая ногами.

На кухне всё тряслось, дребезжали стёкла, качались сковороды и кастрюли на гвоздях.

Между этими чиханьями Буратино начал подвывать жалобным тоненьким голоском:

– Бедный я, несчастный, никому-то меня не жалко!

– Перестань реветь! – крикнул Карабас Барабас. – Ты мне мешаешь… Аап-чхи!

– Будьте здоровы, синьор, – всхлипнул Буратино.

– Спасибо… А что – родители у тебя живы? Аап-чхи!

– У меня никогда, никогда не было мамы, синьор. Ах я, несчастный! – И Буратино закричал так пронзительно, что в ушах Карабаса Барабаса стало колоть, как иголкой.

Он затопал ногами.

– Перестань визжать, говорю тебе!.. Аап-чхи! А что – отец у тебя жив?

– Мой бедный отец ещё жив, синьор.