Золотой конь Митридата

Рабыня принесла два глиняных сосуда, доверху наполненных водой, и Тирибаз, приподняв голову подростка, начал поить его. Митридат уже не чувствовал боли. Он погружался в мир цветных снов и спокойствия, однако громкий голос Тирибаза мешал ему.

– Не кричи. – Мальчику показалось, что он сказал эти слова громко, но наставник их не услышал. Он продолжал вопить «пей» и вливать воду в узкую щель рта. Митридат покорно осушил сосуды, сам удивляясь, как это у него получилось, и его вырвало прямо во дворе. Блаженное чувство безмятежного спокойствия отступило. Подросток почувствовал, как наставник поднял его и понес в покои.

– Отравить ребенка! – шептал он, и каждое слово больно отдавалось в воспаленном мозгу мальчика. – До чего дошли! Но мы вам не позволим это сделать.

Митридат хотел спросить, кто же отравители, но язык, казавшийся тяжелым, мешал ему, глаза слипались. Он погрузился в сон, но не опасный, грозящий смертью, а дающий жизненные силы.

С этого дня Тирибаз не отходил от ребенка. Он лично проверял кушанья и питье мальчика, не спускал с него глаз, но однажды не пришел к нему в спальню ночью, и раб, убиравший помещение, сказал, что Тирибаза и еще нескольких преданных Митридату Эвергету людей бросили в темницу. У мальчика появился новый наставник, краснолицый пучеглазый македонец Амон, кичившийся перед царевичем своим искусством наездника.

– Как плохо учил тебя Тирибаз, – смеялся он, гарцуя на гнедом в белых яблоках коне. – Твой дед и отец седлали необъезженных лошадей, укрощали их, мчались на врагов и метали в них копья. А сможешь ли ты сделать то же самое?

Горячая кровь родственника Александра Македонского заиграла в жилах Митридата. Да, он еще никогда такого не делал, Тирибаз хотел, чтобы воспитанник постепенно постигал азы верховой езды. Хорошо это или плохо – жизнь покажет. Его всегда учили чтить память предков, значит, он должен быть достойным их.

– Смогу, – бросил Митридат в лицо Амону, сразу невзлюбив его. – Ведите коня.

Новый наставник оскалился как-то злобно, недоброжелательно и вскоре привел молодого вороного жеребца, гладкого, необъезженного, с высокими тонкими ногами.

– Это Буцефал, – усмехнулся он в рыжие усы. – Мы прозвали его как коня твоего далекого предка, Александра Македонского. Гляди, какой красавец.