Золотой конь Митридата

– Как видишь, у меня нет яда. – Мнаситей пожевал губами и кинулся на мальчика. Клинки скрестились, звякнула сталь. Любовник царицы был уверен, что через несколько дней принесет Лаодике голову ее отпрыска. Его движения были хладнокровны и обдуманны, силы рассчитаны для нанесения решающего удара. Этот сосунок обязательно обнажит грудь, и тогда верный воин царицы поразит его в сердце, потом отрубит голову… А тело бросит хищным птицам, давно возвестившим о своем присутствии. Митридат же, напротив, зарделся, как окрашенный зарей горизонт, и, охваченный яростью и желанием отомстить за родителей, ринулся в бой, как коршун. От бешеного натиска подростка Мнаситей растерялся, и на его заросшем бородой лице отразилось холодное недоумение. Этот негодяй-мальчишка не может сражаться лучше его, бойца войска царя Понтийского! Однако все говорило об обратном, и вскоре Мнаситей заметил, что его холодный расчет не помогает. Бой давно должен был закончиться, трава – обагриться кровью, голова – покатиться под ноги героя-телохранителя. Он не помнил, какой эта голова должна быть по счету… Кажется, пятнадцатая… Но Митридат не только не сдавался – он наступал, атаковал, и чернобородый почувствовал усталость. По его лицу градом катился пот, он тяжело дышал и сделал несколько шагов назад, чтобы выиграть время, отдышаться, но внезапно потерял равновесие, наступив на торчавший из земли камень, и упал на клинок Митридата. Митридат оторопел. Впервые в жизни он убил человека. Расширенными от ужаса глазами мальчик глядел, как Мнаситей рухнул, будто срубленное дерево, в последний раз поднял голову, словно силясь что-то сказать, но изо рта хлынула черная, как вороново крыло, кровь, и чернобородый жалобно вздохнул и затих. Митридат подошел к нему: ему хватило нескольких секунд, чтобы прийти в себя. Он поставил ногу на лицо Мнаситея, уже начавшее покрываться бледностью, и провозгласил:

– Боги видели твою подлость. Вот почему они были на моей стороне.