Золотой конвой

— Ты чего? — С тревогой глянул на него Екимов. — Умом-то не тронулся?

— Уф, — выдохнув смех ответил Медлявский. — Нет, но… Переть на себе бог знает сколько верст несуществующий клад, чтоб найти настоящий. Каково, а?

Медлявский снова заклокотал смехом. И глядевший на него Екимов, против воли тоже фыркнул.

— Да, шутит-крутит судьбейка… Только, чего мы со всем этим делать будем?

Смех Медлявского затух. Оба вспомнили, что они, в общем-то, по разные стороны.

— Мне для себя золото без нужды, — Сказал Медлявский. Я всю жизнь прослужил, богатства не нажил. Да и не стремился.

— Так ведь и я не барин, — отозвался Екимов. — Я слесарь-лекальщик. Мастер. Своим ремеслом завсегда и себя и семью прокормлю в достатке.

— Тогда, полагаю, это золото государственное.

— Народное. — С нажимом поправил Екимов.

Он упрямо посмотрели друг на друга.

— Гм… Знаешь чего, — Медлявский развел руки — В одном у нас мысли сходятся: золотая лихорадка нас не одолевает. Это уже хорошо. Значит не кинемся тут друг-друга душить за желтые кругляши. Давай тогда твой вопрос отложим. Обсудим, как отсюда выберемся. А пока, подсвети-ка мне. — Он протянул Екимову фонарь.

— Зачем?

Медлявский опустился на один из не распоротых мешков.

— Занесу в свой дневник и на карту данные о кладе. Чтоб потом можно было найти.

Медлявский расстегнул планшетку, вытащил свой дневник. И раскрыв на последней странице, скорописно застрочил карандашом.

— Шибко пишешь, — восхитился Екимов.

— Привычка, — машинально отозвался Медлявский. — Так, теперь сделать метку на карте…

Штабс-капитан вытащил из планшетки карту Гиммера, на которой он отмечал путь конвоя, и хотел внести новые метки. Но в этот момент фонарик в руке Екимова вдруг ощутимо померк, луч совсем потерял силу, наливаясь предсмертной сумеречностью.

— Черт, — ругнулся Медлявский. — Батарея совсем сдохла. Пошли на выход, там дорисую. — Он взял фонарь из рук Екимова. — А то придется наощупь отсюда выползать…

— Пошли, — согласился Екимов. — Интересно все-таки, кто спрятал здесь клад?

— Полагаю, местные. Те, из крепости. Сперва хранили его там. А потом что-то случилось, спрятали его здесь. И уже не вернулись. Это если про людей говорить. А на самом деле, клад наверно — её.

Медлявский бросил угасающий луч к самой дальней стене. И Екимов вдруг в угасающем луче увидел, то, что пропустил раньше. Тусклый свет выхватил из темноты самый дальний конец пещеры, за мешками. Тонких черт лицо, уложенные под корону волосы, полуприкрытые миндалевидные глаза. Статуя смотрела в бесконечность, полутень угасающего фонаря, делала её почти живой.

— Золотая баба!.. — Выдохнул Екимов. — Или… мужик, не разберу…

Свет фонаря стал еще тусклее.

— Живей, — поторопил Медлявский.

Оба заспешили к выходу.

Они прошли обратным путем, свет фонаря почти умер, отбрасывая едва видный отблеск. Но уже светился вперед свет морозного дня. Оба выбрались из пещеры, и подбодренный ветром мороз сильнее ухватил их за лица. Медлявский снова взялся за камни, и начал закладывать тело Краузе. Екимов, подумав, присоединился. Управились быстро.

— Спускаемся, — Махнул рукой Медлявский.

* * *

— Так значит, — уточнил я, ошеломленно глядя на Ивана, — они нашли другой клад?

— Именно! — Кивнул Иван. — Они столько дней тащили по тайге груз из булыжников. А когда все друг-друга из за них перестреляли и разъехались… Они стали хоронить товарища, и нашли настоящий, старый клад.

— Это… я не смог подыскать подходящих слов. — Это же черт знает что такое!..

— Жизнь богаче любой выдумки, брат.

— Да, — я растерянно кивнул. — Но погоди. Если дед Павла все это знал?.. Почему он сразу не направил его к кладу? Почему он направил нас к пустышке? Мы же могли сейчас просто уйти домой, с дыркой от бублика вместо клада.

Я поглядел на Павла. Он как-то растерянно развел руки.

— А сумка с дневником, по-твоему зачем? — Иван потряс у меня перед носом блокнотом. — Он же её специально оставил. Это подсказка, для тех, кто сможет понять. Фальшивка ведет к настоящему кладу! Я не знаю… — Он повернулся к Павлу. — Может дед говорил тебе в детстве, а ты забыл? У детей бывает, что-то выскальзывает из памяти. А может, он тебя так на сообразительность проверил. — Иван снова залыбился. — А сообразительным оказался я!

— Да, Ваня, — пробормотал Павел. — Ты конечно, голова.

Я хлопнул себя по коленям, и приподнялся.

— Так чего сидим, булки мнем? Куда бежать?!

— Туда! — Иван показал рукой на выдающуюся далеко над лесом скалу. — Даже отсюда видно. Все что нам осталось, дойти туда, подняться, и отыскать ход в пещеру.

— Ну так двинули! — Я вскочил на ноги. — Собирайтесь махом!