Золотой Лингам

Зайдя в комнату, он взял стоявшие около гобца резиновые сапоги и, осмотрев подошвы, поставил обратно.

После всех этих странных действий и манипуляций, Костромиров лег на топчан и так и пролежал недвижно до самого обеда, бесстрастно наблюдая за огромным черным с желтыми крапинками на брюшке пауком, кропотливо оплетающим тенетами пространство между комодом и потолочной матицей.

За столом он почти все время сосредоточенно молчал, реагируя на Танькину болтовню неопределенными междометиями. Только один раз неожиданно спросил Рузанова:

– Ты на Павловский пруд ходил сегодня?

– Нет, – ответил тот удивленно, – когда бы?

– Ну, утром, например, – уточнил Игоревич.

– Да говорю ж, не ходил! – несколько раздраженно повторил Алексей. – Что я, одурел, что ли? На кой ляд я туда один попрусь? Ты, Слав, какой-то странный сегодня!

Как только солнце стало заваливаться на запад, мужчины принялись готовиться к предстоящей охоте. В леднике сохранился изрядный кусок свинины, который берегли для завтрашних шашлыков, правда без всякой крови, поэтому Костромиров сбрызнул его растительным маслом и обильно посолил. «Любая рыба от вкуса соли просто тащится», – пояснил он, засовывая мясо в полиэтиленовый пакет. Рузанов принес из горницы сбереженную покойной бабкой Прасковьей двустволку и коробку с картечью; Игоревич проверил ружье, убедился, что в чистке оно не нуждается, и зарядил оба ствола; оставшиеся патроны он рассовал по карманам куртки. В горнице же обнаружился целый набор разного вида жерлиц, одной из которых Костромиров и решил воспользоваться, но, конечно, не для ловли, а лишь для приманки, придумав прикрутить к толстой леске, почти у самого поводка, огромный пробковый поплавок, чтобы насаженное на крючок мясо не ложилось на дно.

– У тебя есть какой-нибудь приличный нож, типа охотничьего? – поинтересовался он у Алексея перед выходом.

Тот только развел руками. От предложенного Гурьевой столового тесака Горислав с пренебрежением отказался.

Как вышли за калитку, Костромиров пропустил Алексея вперед – показывать дорогу. Обогнув густой березняк и стараясь держаться края косогора, где трава была пониже, Рузанов быстро довел друга до густых зарослей сивого тальника, за которыми скрывался поросший жгучей крапивой и пахучим быльником перелаз, а за ним – поляна и Павлов пруд.

С востока уже неслышно подкрадывался вечер; багровое солнце на другом конце горизонта спустилось почти к самому лесу и из низин и оврагов потянуло сыростью. Рузанов уверенно пробирался сквозь высокую осоку, стараясь держаться примятой травы, но все же время от времени чертыхался, спотыкаясь о невидимые под ней кочки. Костромиров двигался за ним легким, почти неслышным шагом, то и дело внимательно и настороженно посматривая вокруг.

Вскоре почва стала пружинить у них под ногами; в следах с громким всхлюпом проступала вода, а осока уступила место не менее густо разросшемуся рогозу и татарскому сабельнику. Наконец травяные джунгли расступились и перед ними открылась узкая полоска топкого берега и зеленая гладь заболоченного пруда.

– Вот здесь мы его и видели, – удовлетворенно сказал Алексей, – то самое место.

Осмотревшись, Костромиров с облегчением вздохнул и, потыкав в сфагнум сломленным по дороге ивовым прутом, покачал головой:

– Ближе не подойти, провалимся к чертовой бабушке!

– Все предусмотрено, – ответил Алексей. – Вон в тех кустах, что за тобой, должны быть доски, – и, увидев, что Горислав собирается лезть в кусты, остановил его: – Подожди, я сам достану.

Раздвинув гибкие ветви лозняка, Алексей шагнул в зеленые заросли, нагнулся и вдруг, взмахнув руками, со сдавленным криком резко отшатнулся назад, не смог удержать равновесия и грузно упал прямо в небольшую бочажину с темной водой.

Быстро схватив друга за руку и подсобив подняться, Горислав слегка отстранил его от кустарника, а сам решительно нырнул в густую листву; сделав один шаг, он остановился: прямо перед ним поперек сваленных вместе почерневших досок ничком лежало тело обнаженного мужчины.

Подойдя ближе и осторожно перевернув тело на спину, Костромиров увидел покрытое подсохшей коркой крови лицо и глубокую колотую рану, зияющую на левой стороне груди, прямо под сердцем.

Сзади послышалось прерывистое дыхание Рузанова. Не оборачиваясь, Игоревич спросил:

– Скорняков?

– Он! – охрипшим голосом ответил Алексей.

– Этого я и боялся, – тяжело вздохнул Костромиров.

Глава 16 КАНУН ПРЕСТОЛЬНОГО ПРАЗДНИКА

– С ума посходили! Это не может быть Димка! – кричала Татьяна, вцепившись мертвой хваткой в край дубовой столешницы. – Это не он! Кто-то другой! Димка вообще сейчас в Москве!

– Это Скорняков, – безжизненным голосом ответил бледный как смерть Рузанов. Он сгорбившись сидел на топчане и, прикрыв глаза, беспрестанно массировал себе виски дрожащими пальцами.

Костромиров расхаживал по комнате, куря трубку и мрачно поглядывая то на Гурьеву, то на Алексея. Густые клубы табачного дыма стелились за ним, как за набирающим скорость пароходом.