Золотой Лингам

Весна уже давно наступила, листья тополей и пробивавшаяся на газонах изумрудная трава уже пахли приятной, еле ощутимой горечью, но яркие лучи солнца были холодны и по-зимнему безжизненны, будто в начале марта; они касались мокрого после недавнего дождя асфальта, ослепительным блеском отражались в мелких, подернутых радужной бензиновой пленкой лужах, сверкали в окнах домов и стеклах проносящихся мимо автомобилей.

Костромиров припомнил, что в прошлом году, в это самое время, он уже ходил без пальто.

Некоторое время ехали молча. Видимо, оба чувствовали некоторую неловкость. Чтобы как-то разрядить напряженность, Горислав откашлялся и спросил:

– Иван Федорович, скажите… вы, что же, опасаетесь новой встречи с… охотниками за Лингамом?

– Вот именно, – отрывисто бросил Председатель.

– Но… разве такое возможно? Снаряд дважды в одну воронку не падает.

– Береженого бог бережет, – отрезал Шигин.

– А небереженого конвой стережет! – поддакнул шефу рыжий водитель.

Дальше снова ехали в гробовом молчании. Тем временем председательский кортеж пересек Зубовский бульвар, свернул с Большой Пироговской в Олсуфьевский, потом – в переулок Хользунова, где и вынужден был затормозить. Впереди образовалась порядочная пробка.

– Уже и посреди дня заторы, – проворчал шофер. – Черт бы их…

– Ну-у! – гневно протянул Иван Федорович с заднего сиденья. – Чего-то ты разговорился сегодня…

Водитель поперхнулся и, бросив виноватый взгляд в зеркало, перекрестил рот.

«У них тут и черта не помяни? – подивился Горислав. – Прямо, мужской монастырь строгого устава».

Опустив боковое стекло, водитель высунулся наружу, пытаясь разглядеть, что там, впереди, стряслось.

Пешеходов на улице было – не пруд пруди, но и не очень мало. Костромиров заметил, как идущий по левому тротуару мужчина, на беглый взгляд – обычный бомж, в нечистом длиннополом пальто и дурацкой заячьей шапке с торчащими в разные стороны ушами, не замедляя движения, сунул руку за пазуху и неожиданно взял вправо, приближаясь к их автомобилю. Одновременно с противоположного тротуара сошел второй пешеход и стал переходить улицу прямо перед носом председательского «порше»; он тоже держал руку за пазухой старого вылинявшего плаща. Горислав прищурился: лица у того и другого были неславянские и при этом носили следы недавнего бритья. А у второго через все лицо шел шрам и, кажется, отсутствовал левый глаз.

Нехорошее предчувствие шевельнулось в душе Горислава.

– Окно закрой, – шепнул он водителю. Но тот лишь недоуменно мигнул белесыми ресницами.

Вдруг одноглазый, которого Костромиров окрестил про себя «абреком», развернулся к ним лицом и выхватил из-за пазухи нечто вроде узкого стилета; тряхнул кистью – и стилет удлинился вдвое, превращаясь в тонкую, слегка изогнутую саблю. Боковым зрением Костромиров видел, что другой «пешеход» проделал те же манипуляции.

– Окно, твою мать! – заорал Горислав, блокируя дверь со своей стороны.

В тот же миг одноглазый обеими руками поднял саблю перед грудью, острием вниз, и, выкатив глаз и оскалившись, прыгнул. Первым прыжком он достиг машины, вторым – вскочил на капот, а с третьим очутился на крыше. Раздался резкий металлический взвизг и, пробив крышу, точно консервную банку, сабля вонзилась сидевшему позади толстяку-автоматчику аккурат в темя; тот так и застыл в прежнем положении, только изо рта, носа и ушей плеснули кровяные фонтанчики.

Ни Председатель, ни Костромиров не успели, что называется, и глазом моргнуть, когда с задержкой всего в полсекунды второй пешеход ткнул мечом в боковое окошко. Голова водителя дернулась, послышался сочный звук, схожий с тем, когда режут арбуз, и из его левого виска выглянуло окровавленное лезвие. Причем острие лишь каких-то двух пальцев не достало лица Горислава!

– Костромиров! Действуй! – повелительно рявкнул Шигин.

Нападавший в шапке-ушанке, просунув руку в салон, разблокировал дверь и рывков выдернул водителя.

Еще секунда – и все, отчетливо осознал Костромиров.

А дальше его тело действовало само, почти без участия разума. Он прыгнул на освободившееся сиденье, утопил педаль газа до пола, одновременно резко выворачивая руль влево. Водительская дверь распахнулась, лжебомжа отшвырнуло в сторону, но дверной ручки он не выпустил. Шапка с него слетела, обнажив круглую, как яйцо, башку. Одноглазый на крыше тоже удержался, мертвой хваткой вцепившись в сабельную рукоять.

Выскочив на тротуар, машина пошла юзом и всей массой шарахнулась о фонарный столб; правый бок вмялся внутрь салона, посыпались стекла. И одноглазый не удержался – слетел. Развернув авто против движения, Горислав газанул прямо по тротуару; пешеходы едва успевали шарахаться в стороны. Однако ассасин, повисший на двери, хотя и волочился по асфальту, но держался крепко и даже начал подтягиваться. Тогда Костромиров взял влево, направляя «порше» по касательной на другой фонарный столб. Удар – и водительскую дверь снесло вместе с непрошеным попутчиком.