Золотой Лис

— Спасёшь, — припечатала Лиса. Ну, соврала, да. А и наплевать, гниль от вранья вырасти всё равно уже не успеет. Лиса просто не доживёт. Никто её спасать, конечно, не почешется, очень надо! Что Птичка — ребёнок, поймут молниеносно. Отправят девочку к маме — и на том спасибо. А что там ребёнок лепечет про какую-то райю, которая где-то там валяется, никто, конечно, слушать не будет. Лиса достаточно хорошо представляла себе маму Птички по Птичкиным же рассказам, чтобы иметь основания для таких умозаключений. А Дети Жнеца — они, конечно, спасатели, но, в основном, во время эпидемий. А ради одного больного человека, в лесу, то есть, не представляющего из себя угрозы массового заражения… Маловероятно. — Ты придёшь, и скажешь: «Я Зайе Птахх на-райе Рио! Дайте мне, пожалуйста, печать к Детям Жнеца!» Повтори! Не реви, а повтори!

Птичка жалобно хлюпала носом, но повторяла. Мозг, выхолощенный прикосновением Тени, впитывал всё, как губка. Птичка запоминала всё слёту, с первого раза.

Разносилась по осеннему лесу разудалая песня. Исполнялась на два голоса, «а капелла». Один голос довольно низкий, хрипловатый и запыхавшийся. Другой — явно не человеческий, звонкостью и чистотой тембра больше похожий на птичью трель.

Сидит гоблин на горе
Страховидно!
Куча мусора в норе —
Как не стыдно!

Плюх.

— …ь! За… эти камни…е! Упс…

— Райя! Ой, вставай, райя! Больно? Да? Ох!

— Не, ничего, нога по камню соскользнула, — запыхтел хриплый. — Верша, верша-то наша цела? Ага, ну и ладно, а то не хочется опять сидеть-плести. Давай дальше!

Кормит гоблин комаров
Страховидно!
Потому что без штанов
Как не стыдно!

Когда солнце стало переваливать к закату, Лиса начала присматривать место для ночёвки. Такой удобной вымоины, как накануне, найти не удалось, зато нашлись два больших камня, стоящие рядом и немного нависающие. Подойдёт, решила Лиса. Пара обломков стволов нашлась тут же, на берегу. Видимо, бывшие топляки, вынесенные паводком на берег, серые, без коры, прожаренные солнцем до звона, они должны были хорошо гореть. Один, правда, застрял между камней, и пришлось попотеть, чтобы его оттуда выцарапать. Потом Лиса отправила Птичку собирать хворост, а сама пошла наверх резать лапник. Так проще, чем объяснять эльфу, что ёлочка не погибнет от того, что у неё срежут четыре нижние ветки, а вот эльф может простыть, если поспит на голой земле. Это там, на жарком юге, Перворождённые могут себе позволить спать под кустом, а здесь, на севере — фигушки. Так они здесь и не живут. Да и там, судя по рассказам, не под кустиком ночуют.

Костёр Птичка разжигала сама под надзором Лисы. Получилось с третьего раза. Лиса Птичку нахвалила, та даже смутилась, но и нос задрала. И рыбу подманивать взялась уже без вздохов. Ну, жалко их, да, но… уж больно они вкусные! Белых грибов на этот раз не нашли, а остальные, в изобилии росшие вокруг, Лиса опасалась есть после приготовления таким варварским способом. Поэтому приманенных щук было шесть, но одну отпустили — мелкая, щурёнок ещё, пусть живёт. Зато одна здоровенная попалась, Птичка даже испугалась, какие у неё оказались зубы, и даже жалко её не было — сразу видно, тварь злобная, хищная и беспринципная. Её и съели первой.

Пока шли, Лиса падала несчётное количество раз, из них два раза в воду. За день она так и не высохла и долго досушивалась у костра. И так и не досушилась. Ночь прошла для неё безобразно. Она мёрзла в волглых тряпках, ныли ноги, ушибы и ссадины — всё, кроме ожогов. Долго не могла заснуть, а когда всё-таки заснула — приснилась какая-то совсем уж дрянь, и вспомнить-то противно.

Утром Лиса еле встала. Скулило всё, каждая мышца — кроме ожогов, голова кружилась, подташнивало. Жар, поняла Лиса. Она с трудом запихала в себя одну рыбину — надо. Две скормила Птичке. И они пошли. В этот день Лиса уже не пела. Ещё чаще оступалась на камнях, падала. Высказывала, всё, что думает по этому поводу, потом спохватывалась — Птичка же слышит, и замолкала, но сказанного не воротишь.

— Детка, ты не слушай, что я, когда падаю, говорю. Это я ругаюсь, очень злобно, тебе не надо такие слова знать, — наскоро провела она воспитательную работу. И получила закономерный результат:

— А какие надо? Я же тоже злая… иногда… — бесхитростно спросила Птичка, чем и повергла Лису в изрядную задумчивость.

— Ну-у… Можно сказать: «ах, какая досада!»

— Ах, какая досада! Какая… досада… — попробовала Птичка и решительно замотала головой: — Нет, райя, это не то совсем! Вот ты как скажешь — сразу так… чувствуется… Хоть и непонятно…

— Ай, ладно. Знаешь, оно само как-то находится, что сказать. Проехали. Но лучше не повторяй. А сейчас лучше скажи-ка мне ещё раз, что ты делать будешь.