Золотой Лис

Хосе оказался одним из лагерных охранников, которых она видела в день своего приезда. Это был темнокожий юноша с кривыми зубами и рябым лицом. Судя по всему, он пользовался особым расположением Николаса. Они непринужденно болтали, возясь с лодкой и рыболовными снастями.

— Почему ты называешь его Пеле? — спросила она Хосе по-испански; Николас тут же ответил за него:

— Потому что я лучше всех играю в футбол — правда, Хосе?

Николас показал ей, как надо насаживать приманку, и с покровительственным видом терпеливо помогал ей вытаскивать крючок изо рта трепыхающейся и выскальзывающей из рук рыбы.

В тот вечер они вместе прочли еще одну главу «Джока». Когда Николас лег спать, Изабелла еще раз попыталась вызвать Адру на откровенный разговор. Она вновь столкнулась с той же сдержанностью и даже враждебностью. Однако, когда она сдалась и вышла из кухни, Адра последовала за ней наружу и в темноте схватила ее за руку. Почти касаясь губами уха Изабеллы, она прошептала:

— Я не могу разговаривать с вами. За нами все время следят.

Прежде чем Изабелла смогла оправиться от изумления, Адра уже вернулась на кухню.

Утром Николас приготовил ей еще один сюрприз. Он привел ее на пляж, где их уже ждал Хосе. По просьбе Николаса он вручил ему свой автомат и, обнажив в ухмылке свои кривые зубы, наблюдал за тем, как мальчик разбирает АК. Пальцы Николаса двигались легко и проворно. Отсоединяя очередную деталь, он вслух произносил ее название.

— Сколько? — спросил он у Хосе, закончив.

— Двадцать пять секунд, Пеле. — Охранник одобрительно рассмеялся. — Отлично. Из тебя выйдет настоящий десантник.

— Двадцать пять секунд, мама, — гордо повторил он специально для Изабеллы, в который уже раз шокированной подобными увлечениями сына; разумеется, она поздравила его с этим достижением, изо всех сил стараясь говорить как можно искреннее.

— А теперь, Хосе, засеки время, пока я буду его собирать, — распорядился Николас. — А ты меня сфотографируешь.

Искушение было велико, и она согласилась. Затем Николас потребовал сфотографировать его еще раз, на сей раз с автоматом наперевес. Разглядывая его через объектив, она вспомнила виденные когда-то фотографии вьетконговских детей, воевавших наравне со взрослыми. Так же, как сейчас Николас, они держали в руках оружие едва ли не больше их самих, совсем маленькие мальчики и девочки с ангельскими личиками и большими ясными глазами. Ей также доводилось читать и о неслыханных зверствах, совершаемых этими маленькими чудовищами, с детства утратившими все человеческое. Неужели и Николаса хотят превратить в нечто подобное? От одной мысли об этом ее едва не стошнило.

— Можно мне пострелять, Хосе? — канючил тем временем Николас; они немного поспорили для вида, затем Хосе, как бы нехотя, уступил.

Он взял пустую бутылку и зашвырнул ее далеко в лагуну, а Николас стоял у самой кромки воды и стрелял по ней, переведя автомат на одиночный огонь. Звуки выстрелов привлекли внимание полдюжины десантников и связисток, оказавшихся неподалеку. Они вышли из лагеря, собрались у отметки прилива и стали подбадривать стрелка. Пятый выстрел разбил бутылку вдребезги; со стороны зрителей раздались крики «Вива, Пеле!» и «Так держать, Пеле!»

— Сфотографируй меня еще раз, мама, — умоляющим тоном попросил ее Николас; он снялся в окружении своих поклонников, держа автомат в строевой стойке крепко прижатым к груди.

Адра устроила для них небольшой пикник, принеся им ланч из фруктов и рыбы холодного копчения прямо на пляж. Когда они сидели рядом на песке, Николас внезапно проговорил с набитым ртом:

— Хосе много воевал. Он из своего автомата убил пятерых врагов. И я когда-нибудь тоже стану настоящим бойцом революции — таким, как он.

В ту ночь она лежала под противомоскитной сеткой, глядя в темноту, и безуспешно пыталась бороться с нахлынувшим на нее отчаянием и ощущением своей полной беспомощности.

«Они хотят сделать из моего сына чудовище. Как я могу им помешать? Как мне вырвать его из их лап?»

Увы, она не знала даже, кто такие эти «они», и от этого чувство беспомощности только усиливалось.

«Господи, где же Рамон? Только бы он поскорее пришел. С его помощью я смогу быть сильной. Если мы будем вместе, то, может, как-нибудь переживем этот кошмар».

Утром она снова попыталась заговорить с Адрой, но к той вернулись ее обычная холодность и непроницаемость.

Николас мало-помалу начал проявлять видимое нетерпение. Хотя он по-прежнему был вежлив и дружелюбен, становилось ясно, что ее общество начинает его утомлять. Он без конца говорил о школе, о футболе, о своих друзьях, строил планы, что они будут делать, когда ему разрешат вернуться к ним. Она отчаянно пыталась отвлечь его, но вскоре наступил момент, когда уже не помогали ни придумываемые ею игры, ни очарование книг, которые они вместе читали.