Золотой Лис

На обратном пути в гостиницу оба не произнесли ни слова, ибо были в каком-то трансе, их охватил экстаз, мистическое, почти религиозное чувство. Кровавое, жестокое и в то же время трагически-прекрасное зрелище не только не утомляло или опустошало, но и обостряло эмоции до такой степени, что они оказались во власти мучительной, невыносимой душевной агонии, требовавшей немедленной разрядки. И Изабелла чувствовала, что желание Рамона еще сильнее и неудержимее, чем ее собственное.

Когда они остались вдвоем в спальне, двойные двери и обитый железом балкон которой выходили в сад, окружавший старинный мавританский дворец, Рамон поставил ее в самом центре комнаты. Раздел под тихое гудение старомодного вентилятора, вращавшего свои лопасти высоко над их головами. Казалось, что это еще один ритуал, столь же древний, как и коррида. Она стояла перед ним нагая, он опустился на колени у ее ног, обхватил руками бедра и уткнулся лицом в густые и теплые заросли мягких лобковых волос.

Изабелла гладила его по голове с нежностью, какой никогда прежде не испытывала ни к одному живому существу, но в этой нежности была великая печаль и смирение. Ибо чувствовала, что такая любовь священна и она не достойна ее. Слишком тяжелая ноша для простого смертного.

Наконец он поднялся, взял ее на руки, как ребенка, и отнес на кровать. И все произошло как будто впервые, казалось, что он проник в самые тайные глубины ее естества, ее тела и души, открыл в ней нечто такое, о существовании чего она даже не подозревала.

Все законы мироздания, время и пространство потеряли всякий смысл в его объятиях. Вечность и миг слились воедино. Подобно пылающей комете, она неслась и неслась по вечному кольцу небес, где не было ничего, кроме райского блаженства. А когда смотрела в зеленые глаза, с неземной радостью видела, что их души слились столь же неразрывно, как их плоть, и вместе совершают все это невероятное путешествие. И когда показалось, что путь этот пройден до конца, что жизненные силы покидают ее, внутри произошло извержение, и горячий, обильный поток затопил ее целиком подобно вулканической лаве.

Погас последний солнечный луч, вечерняя тень заполнила комнату, и она почувствовала себя столь опустошенной, что не могла ни говорить, ни двигаться; хватило сил лишь на то, чтобы заплакать от изнеможения и беспредельного удовлетворения, и она плакала и плакала, пока сон, наконец, не овладел ею.

* * *

Теперь, когда у нее был Рамон, весь мир стал светлее и радостнее.

Лондон, и без того самый очаровательный и жизнелюбивый из всех городов, превратился в настоящий земной рай. Он сиял перед ее восхищенным взором, будто окутанный сверкающей золотой пеленой. А каждая проведенная с Рамоном минута становилась бесценным бриллиантом в этой золотой оправе.

Когда они с отцом три года назад прибыли в Лондон, Изабелла возобновила свои университетские занятия и получила степень бакалавра. Отец, приятно удивленный столь неожиданной тягой к знаниям, посоветовал поступить на Афро-азиатский факультет Лондонского университета, где она начала готовить докторскую диссертацию на тему «Помощь постколониальной Африке». Работа продвигалась успешно, и Изабелла надеялась в основном завершить ее до окончания срока пребывания отца на его посту и возвращения в Кейптаун.

Но все это было до того, как в ее жизни появился Рамон. С этого времени она превратилась в бессовестную прогульщицу. За все недели, прошедшие после возвращения из Испании, ни разу не заглянула к своему научному руководителю, да и к книгам практически не прикасалась.

Вместо того, чтобы работать над диссертацией, она вставала спозаранку и спешила к Рамону, чтобы покататься с ним верхом в парке или пробежаться по набережной. Иногда вместе занимались в стареньком спортзале в Блумсбери, принадлежавшем одному венгерскому эмигранту, который покинул свою родную страну после неудачного восстания. Там Рамон начал посвящать ее в тайны дзюдо и прочих боевых искусств, в которых сам достиг прямо-таки пугающего совершенства.

Иногда они бродили рука об руку по музеям и картинным галереям. Любовались полотнами Тернера в Тейте или высмеивали творения новоиспеченных членов Королевской Академии. Но все прогулки неизменно завершались в постели на кенсингтонской квартире Района. Ей даже в голову не приходило поинтересоваться у него, почему он столько времени проводит с ней, а не в своем банке. Просто с благодарностью принимала это как должное.

— Ты превратил меня в форменную наркоманку. Ты нужен мне, как ежедневная доза.

И в самом деле, когда он на восемь дней уехал из Лондона по каким-то таинственным делам своего банка, она хандрила, чахла и по-настоящему заболела, вплоть до того, что ее рвало по утрам, как при ломке. Постоянно держала у него на квартире с полдюжины разных комплектов одежды и полный набор духов и косметики; взяла себе за правило каждый день покупать цветы и продукты. Она была отличным кулинаром, и ей очень нравилось его кормить.