– Старший сержант, погасите сигареты, – раздраженно бросил он и тут же услышал, как они зашаркали ногами в темноте, растирая окурки с коноплей по палубе. Шон отлично понимал, что таким образом они притупляют страх и поддерживают в себе ту отчаянную смелость, что также стала традиционной для скаутов, но сам он никогда этим не пользовался. Напротив, он лелеял в себе чувство страха, смаковал его; оно разогревало его кровь, прочищало мозги. Никогда он не чувствовал себя лучше, бодрее, чем в такие вот минуты перед боем. Ни за что на свете он не стал бы заглушать это прекрасное ощущение смертельной опасности, гасить это чистое пламя здорового, бодрящего страха.
Одна за другой надувные резиновые лодки, набитые людьми и снаряжением, мягко соскальзывали по кормовому скату траулера, и тихо шлепались о воду. Лодочники завели «тойотовские» подвесные моторы, и они с еле слышным урчанием поплыли в ночь. Даже в такую ночь, тихую и безветренную, этот звук не разносился далее, чем на сотню ярдов.
Они образовали подобие длинной черной змеи, выдерживая дистанцию на корпус лодки. Шон находился в переднем суденышке с тремя из лучших своих людей. Лодочник, сидевший на корме, светил скрытым фонариком задним, чтобы они не сбились с курса. Флотилия бесшумно приближалась к берегу.
Шон стоял на корме в полный рост. На его шее на ремешке висел маленький светящийся компас, но он больше полагался на прибор ночного видения, через который всматривался в темное пространство впереди. Это был цейсовский прибор, внешне похожий на большой пластмассовый бинокль.
Разбивающийся о рифы прибой вспыхивал в его окулярах ярко-зеленым пламенем; он отчетливо разглядел в темноте пятно в барьере, отмечавшее устье реки. Он тронул лодочника за плечо, чтобы сориентировать его в нужном направлении. Следующая волна приподняла их на гребне, тряхнула, пройдя под корпусом лодки, и они услышали глухое ворчание воды по обе стороны от себя; мгновение спустя они миновали узкий проход и оказались в более спокойных водах лагуны.
Через цейсовские линзы он рассмотрел мохнатые верхушки пальм, четко обрисовывающиеся на фоне облаков и зеркальной глади реки, чье русло начиналось прямо перед ними. Он помигал фонариком, и лодка Эсау Гонделе поравнялась с головной.
– Вот она. – Он наклонился через борт к уху матабеле и указал ему на внутреннее устье реки.
– Вижу. – Эсау изучал местность через собственный прибор ночного видения.
– Что ж, задайте им жару! – Три штурмовые лодки стайкой устремились вперед; Шон смотрел им вслед, пока они не вышли на речной фарватер и слились с нависающими берегами в одну сплошную темную массу.
Тогда он шепотом отдал команду лодочнику, они повернули и поплыли параллельно песчаному пляжу. Шон внимательно изучал побережье лагуны через свои цейсовские окуляры. В полумиле от устья он заметил в тени пальмовой рощи квадратные очертания хижины, чуть дальше еще одну. «Похоже на то, что описывала Белла», – решил он.
Они понеслись к берегу. Теперь он смог различить блеск металла над ближайшей хижиной. Вскоре выяснилось, что это высокая елочная антенна, а рядом большой диск центра спутниковой связи.
«Вот мы и добрались».
Под днищем лодки мягко зашуршал прибрежный песок, и они спрыгнули в теплую воду, доходившую им до колен. Шон повел их к берегу. Песок на пляже был такой белый, что он видел на нем крохотные тени крабов, разбегавшихся во все стороны у него из-под ног. Они добежали до края пальмовой рощи и залегли за насыпью, обозначавшей границу распространения приливных волн.
Шону понадобилось несколько секунд, чтобы оценить ситуацию. Судя по описанию Изабеллы, во время предыдущего визита ее сперва доставили в центр связи, где и обыскали. По ее словам, центр обслуживали две или три связистки. Помимо них она насчитала человек двадцать десантников, охранявших лагерь; они размещались в казарме за лагерным забором из колючей проволоки.
На закате солнца ворота лагеря всегда запирались. Она предупреждала его, что они всегда выставляют часового. Он патрулировал проволочное ограждение и сменялся через каждые четыре часа.
«Вот он идет», – прошептал Шон, заметив темный силуэт часового, который медленно двигался вдоль забора из колючей проволоки. Шон опустил свой ночной бинокль и обратился к скауту, лежавшему рядом с ним:
– Он в двадцати шагах от нас, Порки. Идет слева направо.
– Понял. – Порки Соавес был родезийцем португальского происхождения; его специальностью была стрельба из рогатки. Он мог попасть в крыло летящего голубя с расстояния пятидесяти метров. С десяти метров он пробивал стальным шарикоподшипником человеческий череп насквозь.
Он скользнул вперед, как ночная змея, и когда кубинский часовой поравнялся с ним, привстал на колено и принял позу лучника, натягивающего тетиву. Двойная полоса толстой хирургической резины негромко щелкнула, и часовой, не издав ни звука, рухнул навзничь на мягкий белый песок.