Золотой Лис

«Это правда, – думала она, пытаясь успокоить свою совесть. – Теперь для всех нас Никки больше нет». И все же эти слова казались ей чудовищным предательством по отношению и к Майклу, и к Никки. Она не могла, не смела довериться ему. И вот теперь отреклась перед ним от собственного сына, и это вероломство только усиливало ее горе и одиночество, если такое вообще было возможно.

– Как это случилось? – спросил, наконец, Майкл; она была готова и к этому вопросу.

– Он умер в своей кроватке. Я подошла, чтобы разбудить его и покормить, а он был уже холодным и мертвым.

Почувствовала, как Майкл содрогнулся.

– Боже мой! Бедная моя Белла! Какой ужас! Как это жестоко!

В действительности все было куда более жестоко и ужасно, чем он мог себе вообразить, но сказать ему об этом нельзя.

После долгой паузы он спросил:

– А Рамон? Где Рамон? Ему бы следовало быть рядом с тобой, чтобы хоть как-то утешить.

– Рамон, – она повторила это имя, пытаясь скрыть страх, охвативший ее. – Когда Никки не стало, Рамон совершенно переменился. Думаю, он счел меня виновной в его смерти. Его любовь ко мне умерла вместе с Никки. – Тяжелые рыдания вырвались наружу, разрывая душу, выплескивая наружу все горе, ужас, всю безысходность и одиночество, так долго копившиеся в измученном сердце. – Нет Никки! Нет Рамона! Я никогда больше не увижу их, никогда.

Майкл крепко обнял сестру. Его тело было твердым, теплым, сильным. Больше всего сейчас Изабелла нуждалась именно в такой мужской силе, совершенно лишенной какой-либо сексуальности. Ей казалось, что он наполняет ее, как вода наполняет высохший водоем, возвращая силы и мужество, и она молча, благодарно прижалась к брату.

Через некоторое время он начал говорить. Она лежала и слушала, прижав ухо к груди, так что голос доходил до нее как бы издалека. Он говорил о любви и страданиях, об одиночестве и надежде, наконец, о смерти.

– Весь ужас смерти в ее бесповоротности. Вдруг все обрывается, и впереди нет ничего, одна бесконечная пустота. С ней нельзя бороться, на нее нельзя роптать. Нужно смириться, или ты только разобьешь себе сердце.

«Сплошные банальности, – думала она, – одни и те же старые штампы, которыми пытается утешить себя человек вот уже не один десяток тысяч лет. И все же, как и многие банальности, они верны, и они предлагают единственное утешение, какое только существует на свете». И гораздо важнее слов, смысла того, что он говорил, была эта мягкая, убаюкивающая музыка его голоса, тепло и сила его тела, его любовь.

Наконец она уснула.

Проснулась, когда еще не рассвело, и тут же осознала, что Майкл пролежал всю ночь, ни разу не пошевелившись, чтобы не разбудить ее, и что он тоже не спит.

– Спасибо тебе, Микки. Ты даже представить себе не можешь, как мне было одиноко. Я так нуждалась в твоей поддержке.

– Я все понимаю, Белла. Я-то прекрасно знаю, что такое одиночество. – Сердце защемило от нежности и жалости к нему; собственная боль временно утихла, уступив место состраданию. Захотелось утешить его. Теперь настало время поменяться ролями.

– Расскажи мне о своей новой книге, Микки. Извини, я еще не успела прочитать. – Еще до ее выхода в свет он прислал авторский экземпляр с нежной дарственной надписью, но Изабелла была всецело поглощена своим горем. В душе не оставалось места ни для кого, даже для Микки. Так что теперь она внимательно слушала, а он говорил о книге, о себе, о своих взглядах на окружающий их мир.

– Я еще раз беседовал с Рейли Табакой, – неожиданно заявил Майкл, и она вздрогнула. Не вспоминала это имя с тех пор, как покинула Лондон.

– Где? Где ты встречался с ним? Майкл покачал головой.

– Я с ним не встречался. Мы поговорили по телефону, очень коротко. По-моему, звонил откуда-то из-за границы, но скоро будет здесь. Он неуловим, как блуждающие огоньки, как черный монах, бродящий в ночи. Для него, как для тени, не существует границ.

– Ты договорился с ним о встрече?

– Да. На его слово можно положиться.

– Будь осторожен, Микки. Пожалуйста, обещай мне, что будешь очень осторожен. Это опасный человек.

– Ты напрасно беспокоишься. Я не герой. Я не Шон и не Гарри. Я буду осторожен, очень осторожен, обещаю тебе.

* * *

Майкл Кортни припарковал свой видавший виды «валиант» на стоянке ресторана для автомобилистов рядом со скоростной магистралью, соединявшей Йоханнесбург и Дурбан.

Выключил зажигание, но мотор по собственной инициативе сделал еще несколько неуверенных оборотов. Он отчаянно барахлил всю дорогу от редакции газеты «Голден Сити Мейл» в центральной части Йоханнесбурга. Машина набегала уже более семидесяти тысяч миль; строго говоря, ее следовало продать еще два года назад.

В его контракте было, что он, как заместитель главного редактора, имеет право на новую «престижную» машину каждые двенадцать месяцев. Однако Майкл очень привязался к своему старому доброму «валианту», который с честью вышел из бесчисленных дорожных передряг, оставивших множество шрамов на его корпусе, а водительское сиденье за эти годы приобрело очертания тела владельца.