Золотой лук. Книга I. Если герой приходит

Мучась сомнениями, Афина пропустила момент, когда Пегас перестал расти. Разрушения закончились, толком не начавшись. Не считать же серьезным происшествием десяток лавок, сдвинутых с места, и пару упавших колонн? Мальчишка стоял в центре площади без движения. Пегас же, напротив, сделал несколько быстрых шагов вперед — возвращаясь в малый облик, но не до конца. Беспокоится, поняла Афина. Куда он идет?

К человеку? К чаше источника?!

Пегас остановился у чаши. Сунул морду в воду, затем резко вскинул голову, подняв тучу брызг. Начал пить. Перестал так же резко, как и начал. Фыркнул, раздул ноздри, принюхиваясь. Ударил копытом — на этот раз без последствий. Нервничает, отметила богиня. К сожалению, причина нервозности Пегаса оставалась для Афины тайной. Принять мальчишку за повод к беспокойству дочь Зевса решительно отказывалась.

— Что это? Чем пахнет?

Афина сама не заметила, что спрашивает вслух — к счастью, шепотом.

Пахло морской водой, седым туманом, водорослями, гниющими на берегу. Пахло безвременьем, ссылкой, забвением. Океаном пахло, древним титаном, поясом мира живой жизни, отделявшим его от мира жизни мертвой. Пахло островами в Океане, существами, прозябавшими на этих клочках суши — добровольно или под угрозой наказания. Афина помнила этот запах. От него кружилась голова, клонило в сон. Она дышала им, когда ждала, вглядываясь во мглу, где молчал герой Персей и страшно кричала Медуза Горгона.

О да! Из этой мглы вылетел Пегас. В этой мгле ударил столб радуги. Из этой мглы не вышел Персей, сводный брат Афины по отцу — во всяком случае, богиня его не дождалась.

Афина подняла лицо к небу.

— Что это? — забывшись, повторила она.

В небе брезжила радуга — не огненная дуга, слабый намек на нее. Казалось, радуга сама не решила, быть ей или не быть. Тусклая, бледная, она в то же время не была порождением вестниц Гекаты — лунной радугой, какую можно видеть ночью. Рядом с ней гасли звезды. Афина попыталась связать все вместе: Пегас, мальчишка, запах Океана, ночная радуга…

Не смогла.

Пегас тыкался мордой в чашу, расшвыривал брызги. Природный фонтанчик в чаше не устраивал коня. Пегас хотел фонтан больше, выше, живей. Брызги издавали явственный запах Океана. Источник Сизифу даровал речной бог Асоп, но сейчас складывалось впечатление, что Асопом был Океан — тоже река, если мыслить буквально.

Мальчик в центре мира живой жизни. Крылатый конь в подобии мира жизни мертвой. Радуга в темных небесах: трепещущий мост, натянутый лук.

Нет. Не складывается.

Пегас возбужден. В таком состоянии он всегда улетал от Афины. Почему он не улетает сейчас? Что удерживает коня на месте? И откуда, Тартар вас всех поглоти, взялся запах Океана?!

От страшной догадки Афина похолодела.

Все сложилось воедино. Сын Медузы и Посейдона, рожденный в мире мертвой жизни, взлетал, взлетал на глазах у потрясенной Афины. Для этого особенного, ранее не виданого взлета он не нуждался в крыльях. Пегас открывал Дромос, прокладывал тайный коридор из мира в мир, от городского источника туда, где он родился — на остров в Океане, место ссылки его гордой матери. Вряд ли Пегас делал это осознанно — откуда у коня разум? Должно быть, радуга и была Дромосом, связью миров. Если она проявится до конца, оформится, зазвенит от силы…

Проклятье!

Сбеги Пегас на остров, уйди в мир мертвой жизни — он станет недосягаем для Афины. Главное, он станет бесполезен для Олимпа. Даже если своевольный конь и в состоянии вернуться обратно — можно ли быть уверенным, что он это сделает? Когда? Через год? десять? сотню лет?!

Все насмарку: планы, усилия. Все, что выстрадано.

Давай, велела мудрость. Действуй, поддержала военная стратегия.

— Я здесь!

Богиня шагнула вперед, сбрасывая невидимость. Открылась Пегасу — ну не мальчишке же, в конце-то концов! — вышла на площадь, под свет луны, в блеске и силе. Лучше я просто спугну его, сказала Афина себе. Сколько раз он улетал от меня? Одним больше, одним меньше. Улетит в горы, на луга, куда угодно. Зато не покинет мир живой жизни, пределы досягаемости. Тогда у меня в руках останется возможность когда-нибудь достичь поставленной цели. Если же он уйдет во мглу Океана, какая бы причина его туда не манила — у меня в руках останется ветер, только ветер, ничего более.

— Ты видишь меня?

О, Пегас видел. И Афина видела. Запрокинув лицо к небу, она проводила взглядом крылатую тень. Белую, небывалую для черного сонма теней. Радуга к этому моменту поблекла, исчезла; запах Океана растаял без следа. Не Дромос, ведущий из мира в мир — просто полет, обычный для тех, кто рожден с крыльями.

— Я вижу тебя.

Мальчишку никто не спрашивал. Зачем он ответил? Решил, что дочь Зевса обращается к нему? Ладно, хорошо, что он напомнил о себе. Крылатый улетел, теперь разберемся с тем, кто рожден бескрылым.

— Кто ты?

— Гиппоной, сын Главка.