— Беллера, кого же еще? Твоего брата, — он говорил со мной как со слабоумным. — Ты сам назвал себя Беллерофонтом — убийцей Беллера.
— Беллерофонт означает Метатель-Убийца. А моего брата звали Алкимен.
— Вот как? Значит, мне неверно донесли. Весь город только и шумит: «Убийца Беллера! К нам едет убийца Беллера из Коринфа! Уже приехал!» Выходит, молва ошиблась? Что ж, Метатель-Убийца — это даже лучше. Убивать вообще — это правильней, чем убивать только каких-то Беллеров. В особенности если этих Беллеров зовут Алкименами. Повторяю вопрос: как именно ты его убил?
— Дротиком.
— С какого расстояния?
Это спросил не Анаксагор. Циклоп завершил круг, изучив меня со всех сторон, и встал рядом с сыном ванакта. Ну, почти рядом: за левым плечом, отступив на полшага. Слуги так себя не ведут, даже доверенные.
Кто бы он ни был, ему я отвечать не обязан.
— Отвечай! — потребовал Анаксагор.
— С двадцати шагов.
— Не впечатляет, — заметил Циклоп. — Ты его хорошо видел?
Анаксагор кивнул, веля мне продолжать.
— Я его не видел.
— Как это?
Вспоминать было больно. Еще больнее — рассказывать об убийстве Алкимена чужому человеку. Это наказание, сказал я себе. Я убил брата. Я буду расплачиваться всю жизнь. Сейчас — вот так. Потом — как-то иначе. Всю жизнь.
И никогда не расплачу́сь.
— Он спрятался под кучей валежника. Хотел надо мной подшутить. Захрюкал вепрем.
— Зачем?
— Чтобы я испугался и убежал.
— Разумно, — согласился Циклоп. — Кто угодно сбежит от вепря.
— Кто угодно, кроме меня. Вместо бегства я метнул дротик. Лучше бы убежал…
Анаксагор захлопал в ладоши:
— Дротик? В вепря? Великолепно!
Теперь настала его очередь обходить меня круго́м, а Циклопа — стоять на месте. Одноглазый абант ткнул в меня пальцем:
— Ты и правда решил, что там вепрь?
В вопросе крылся подвох. Они что, думают, я заранее готовился убить Алкимена?! И теперь вру на каждом перекрестке, что сделал это случайно?! Да как они могут… Могут. Они вправе так думать, все дороги ведут к такому выводу. Только безумец или отчаянный храбрец — что, в сущности, одно и то же — выйдет на вепря с дротиком. Я и впрямь сделал это нарочно. Хотел, чтобы явился Хрисаор…
Не рассказывать же об этом Анаксагору?
— Я и подумать не мог, что там Алкимен. Испугался, вот и метнул.
— Испугался, — повторил Анаксагор. Он стоял за моей спиной, но я слышал звук: сын ванакта похлопывал себя ножнами кинжала по бедру. — И ты его совсем не видел?
— Видел только, как валежник шевелится.
— Значит, цель была скрыта от тебя, — подытожил Циклоп. — Куда ты попал?
— В Алкимена.
— Это я понимаю, не дурак. Куда именно?
— В грудь.
— Он умер сразу?
— Нет.
— Значит, в легкое. Если бы в сердце — умер бы сразу.
Я представил одноглазого абанта на месте Алкимена. С дротиком в груди. Окровавленные пальцы цепляются за древко, на губах пузырится багровая пена…
— Как? Как он умер?!
Анаксагор быстро вышел вперед — так быстро, словно солнечная колесница ринулась в галоп, вынуждая тень скафиса поспевать за ней. Сын ванакта встал между мной и Циклопом. Подался вперед, навис камнем, грозящим ринуться вниз с вершины. Щеки юноши горели лихорадочным румянцем, глаза блестели. Упираясь руками, я отполз назад.
— Как он умер? Говори!
Циклоп взял сына ванакта за руку, сжал пальцы. Тот мотнул головой, как лошадь, отгоняющая слепня. Фыркнул, дернул локтем, сбрасывая чужой захват. Выдохнул:
— Ладно. Потом расскажешь. Если захочешь.
Не захочу, подумал я.
— Жаль, у меня нет братьев, — задумчиво протянул Анаксагор, успокаиваясь. — Только отец.
Я не понял, что он имеет в виду. Ответил:
— Мне тоже жаль. Братья — это хорошо.
— У тебя был один брат?
— Трое.
— Все они умерли?
— Да.
— Как?
— Пирена сожгла Химера. Делиада убили конокрады.
— Химера, значит. Конокрады.
Я знал таких людей. Повторение слов собеседника давало им время подумать и что-то для себя решить. О чем ты думаешь, сын ванакта? Что решаешь?
— Ладно, не хочешь рассказывать, не надо. Я бы, наверное, тоже отмолчался. Будь у меня братья… Но у меня только отец.
Мое терпение кончилось.
— К нему я и пришел. К Мегапенту, сыну Пройта, правителю Аргоса.
— Ну разумеется!
По белозубой улыбке Анаксагора можно было счесть, что я сообщил ему самую радостную весть на свете. К примеру, что боги дарят ему бессмертие. Или что трон Аргоса теперь принадлежит ему.
— Ты мне нравишься, Беллерофонт. Идем!
Он направился к воротам, не сомневаясь, что я последую за ним. Циклоп ухмыльнулся, сделал приглашающий жест: иди, мол, парень, я за тобой.
Я указал на Агрия, привязанного к столбику:
— Мой конь…
Анаксагор нетерпеливо обернулся.
— Что? Конь? Я велю отвести его в конюшню. Тут тебе Аргос, у нас конокрады не водятся! Тебе же не терпелось предстать перед моим отцом. Или передумал?
Когда я двинулся за сыном ванакта, в спину меня подталкивал взгляд Циклопа.
3
Почему так долго?
— Как тебе Ларисса?
Анаксагор придержал шаг, позволил нагнать себя.
— Холм высокий, обрывистый, — я размышлял вслух. — Если что, легко держать осаду. На вершине простору много. В Эфире акрополь меньше.