Звука не было. Вернее, Афина не рискнула бы назвать
У Тифонова стража не нашлось ни гордости, ни любви.
Залив вскипел, словно на дне развели костер. Со стремительностью, какой никто не ожидал, морское чудовище ринулось на юго-восток, обдирая бока о скалы, сужавшиеся в месте выхода из залива в море. Дальше, дальше, рассекая гребнем волны, судорожно работая хвостом, выскакивая из воды в тщетной надежде взлететь, опереться на предательский воздух – и снова плюхаясь обратно, вздымая фонтаны сверкающих брызг, уходя на глубину всей массивной тушей…
Пан опустил раковину.
– Это ненадолго! – закричал он хриплым, совсем не детским голосом. Скорее это было похоже на призывное меканье горного козла. – Оно скоро вернется. Поторопитесь!
Уши Афины были зажаты ладонями. Но вопль сатира проник в ее сознание с поразительной легкостью – не звук, но смысл. Похоже, с Гермием произошло то же самое. Торопясь, Лукавый освободил свои уши от затычек, швырнул воск в камень, загораживающий вход в пещеру.
Богиня вздрогнула. Он что, надеется таким образом расколоть валун? Малыш сошел с ума…
– Твоя очередь, сестренка!
Жезл Гермия указывал на камень. Змеи оглушительно шипели. Можно представить, каких трудов стоило им не поддаться панике, не сбежать с жезла. Лишь сейчас, отходя от потрясения, Афина сообразила, что восковыми затычками Гермий подсказывал ей, что надо делать. Камень, да, камень. Шевелись, недотыкомка, времени мало, каждый миг на счету…
Левой рукой показав Пану, чтобы убирался от пещеры, Афина взмахнула копьем. К счастью, юный сатир и впрямь оказался шустрым – топоча копытами, цепляясь за кустарник, он взлетел по скале, укрылся в расщелине.
Понадобилось три броска, три сокрушительных броска, выпивших из богини все соки, прежде чем камень раскололся. Не хотелось думать, какой грохот стоит сейчас в пещере, узилище Зевса, и какой головной болью платит за освобождение искалеченный отец. Наверное, легче сидеть в раковине Пана, когда рогатый сын Гермия дудит в нее, распугивая все вокруг. Еще пять ударов копья потребовались Афине, вихрем спустившейся к обломкам, чтобы расчистить путь.
– Ты вынесешь отца? – крикнул Гермий. – Помощь нужна?
– Верхняя пещера! – в ответ закричала Афина. – Там отцовы жилы!
Уничтожь Тифон сухожилия Зевса, преврати в пепел – и владыка богов давно отрастил бы новые, покинув свою темницу без чужого участия. Но гигант был велик не только ростом и силой. Соображал Тифон не хуже самых хитрых бестий от Киликии до островов Заката. Знал, что делает и зачем. Пока бессмертные части Зевсовой плоти продолжали жить, спрятанные во тьме, тело Зевса ждало их возвращения, отказываясь восстанавливаться заново.
– Сверток из медвежьей шкуры…
Дважды объяснять не пришлось. Крылья на сандалиях пришли в стремительное движение, Гермий описал крутую дугу и буквально ворвался в указанную пещеру. Найдет, уверилась Афина. Если надо что-то выкрасть, никого лучше этого пройдохи не сыскать.
Если же надо кого-то нести…
Кого-то?!
Отца. Зевса Олимпийца. Беспомощного калеку.
Она летела прочь от Киликии, неся отца на руках. Так мать несет к лекарю больного ребенка. Это был подвиг, достойный того, чтобы его не воспел ни один сказитель Ойкумены, справедливо опасаясь гнева обоих: Зевса и его воинственной дочери. С каждой стадией отец становился тяжелее. Вскоре он весил как гора Пелион, затем как две горы, если Пелион взгромоздить на Оссу и оторвать от земли. Не могу, хрипела Афина. Должна. Нет. Да.
Мудрость советовала: брось! Военная стратегия взвешивала за и против.
Афина пожелала обеим сдохнуть.
Сзади, запыхавшись впервые в жизни, летел Гермий. Предлагал остановиться, спуститься на землю, позволить вырванным сухожилиям прирасти на прежние места. Уверял, что тогда Зевс дальше полетит сам, что Афина сможет позволить себе отдохнуть…
Она не слышала. Затычки в ушах, да.
Несла, спасала.