— Что, даже паркет сняли?
— А что ты удивляешься? Забыл, какие времена были? Ничего же достать невозможно. Но только это не они. Это сосед мой, Арик, весь паркет выковырял, ручки медные с дверей пооткручивал. Даже с окна медные петли снял.
— Откуда же такой паркет взялся? Сейчас такого не делают.
— Ещё как делают! — весело рассмеялся подполковник. — Вот эти вот столы — русский ампир, редчайшая работа. Я знаю, что точно такой стол стоит в музее-усадьбе Кусково, даже знаю, кто его сделал. Только там он проходит по восемнадцатому веку.
— И вы не заявили? Это же обман!
— Может, и так. Только стол этот через экспертизы прошёл, бумагами и печатями подтверждено его музейное происхождение. Так что…
Он с печалью развёл руками, но глаза при этом смеялись.
— И что — всё, что в этой комнате — не антиквариат?
— На антиквариат у меня никаких заработков не хватило бы, чтобы антиквариат покупать, мне пришлось бы прямо противоположным делом заниматься. Всё это — новодел, как говорят мастера. А делали его удивительные люди — реставраторы. Руки у них золотые. Вот эти столы и кресла — в стиле "Русский ампир" сделаны, точнейшая копия музейная. А вот эти чёрные шкаф и секретер — мебель Буль, очень недолгое время бывшая в моде, но её разругали за безвкусицу, и она пропала. А потом вошла в моду и за ней стали гоняться. Только она очень дорогая, потому что крайне недолговечна, сделана из лака. Тоже реставраторами, — предупредил он мой вопрос, — и тоже — новодел.
— Неужели всё это сделано сегодня?
— Увы, но это так, — явно довольный, рассмеялся хозяин, выуживая из секретера бутылку коньяка, бутылку водки, рюмки и ставя всё это на стол. Кроме вон той конторки, она настоящая, старой работы, хотя, зная положение дел и возможности наших умельцев, поклясться не могу.
— А откуда всё это у вас? На заказ делали?
— Только кое-что, остальное — подарок. Такая мебель и новая дорогого стоит.
— Ничего себе подарочки вам делают! — ахнул я, вспомнив почему-то слова Арика об увольнении из органов подполковника.
— Думаешь, не за подарки ли меня на пенсию отправили? Нет, не за подарки. За Арика этого. Он всю жизнь, гад, краденое скупал. И нигде по нашим данным не проходил. Осторожный был, сволочь. Попался совсем случайно, кто-то заложил его из молодых воров. Приехали с понятыми, с обыском, всё как положено. Комната у него набита была, я тебе доложу, под самое некуда. По прежним временам его бы, голубчика, раскрутили, а тут то ли взяться как следует не смогли, то ли откупился, говорят, богатый зять адвоката хорошего купил. Словом, получил он мизер, часть которого отсидел в предварительном заключении, а остальное скостили ему по амнистии, которых у нас хватает. Он попал под амнистию, как впервые судимый.
— А при чём тут вы?
— Как это при чём? Нашлись доброхоты, стали писать про то, что я жил под одной крышей с преступником, не мог ничего не видеть, значит покрывал его. Начальство моё сначала отмахнулось, но письма шли и шли, пришлось назначать служебное расследование, а раз так, то все решили что дыма без огня не бывает, стали всякие слушки да разговоры по конторе нашей бродить. Тут я сам пришёл к начальству и говорю, что так дальше нельзя. И подал в отставку по выслуге лет. Меня не удерживали, части у нас особые, сам знаешь. Для нас чистота рядов многое значит.
— А вы разве не могли оправдаться, объяснить?
— Мог, наверное, только зачем? Написали бы ещё, и ещё. Раз уж взялись. Те кто затеял эту бодягу, знали что делали.
— А как мебель у вас появилась? — перевёл я разговор.
— Мебель, брат, это целая история, расскажу как-нибудь потом, при случае, если будет интересно. Там такой сюжет! Как в детективе. В двух словах не расскажешь. Там всё перемешалось, и жульничество, и жажда разбогатеть, и жажда славы, и рэкет, и международные бандиты. Та ещё эпопея! А в центре оказались мастера-реставраторы. Вот они мне по окончании всей этой истории и навертели мебели этой. Привезли, выгрузили и обратно взять отказались, поклялись, что если не возьму — вытащат всё во двор и сожгут.
Посмотрел я на эту красоту и пожалел, взял. Сожгли бы, черти, — почти восхищённо сказал он.
Я хотел ещё что-то спросить, но подполковник ушёл на кухню, откуда вернулся с большим подносом, на котором стоял горячий кофейник, накрытый полотенцем, и две тарелочки, одна с хлебом, другая с нехитрой закуской: колбасой, сыром, солёными огурцами, порезанными вдоль, а не колечками. И ещё на подносе было блюдечко с нарезанным лимоном.
Хозяин усадил меня в кресло, пододвинув его к столу-красавцу, на который и сгрузил тарелки и кофейник, оставив поднос прямо возле стола, прислонив его к резной ножке.
— Давай, Артур, помянем моего племянника, а твоего соученика — Васю.
Он молча предложил мне на выбор водку, или коньяк, от водки я отказался, тогда он налил коньяк в два больших фужера до половины, и отдельно — водку, накрыв стакан куском чёрного хлеба.
— Ну, давай, — приподнял он фужер.
— Да я Васю не очень хорошо знал. В школе мы очень дружили, а потом почти и не встречались — время какое-то суетное, всё некогда, всё бегом.