Золотой миллиард

«Тебе сколько лет?»

«Скоро тринадцать».

Несоответствие вида и возраста показалось Алди столь разительным, что он даже не ужаснулся.

«Разве ты не старик?»

«Это я так выгляжу. Многие тут выглядят так. Старение клеток идет у нас быстро, – объяснил старичок. – Уже при рождении мы биологически не молоды. Умираем, не успев полюбить. Но нас учит любви хорошая женщина, – спохватился старичок. – Видишь домик? Постучись. Это наша школа любви».

Отмахиваясь от запахов, как от мошкары, Алди подошел к сборному домику и пнул ногой дверь.

«Уходи!» – крикнула женщина из-за двери.

«Это школа любви?»

«Ну да. Только зачем тебе?»

Кричащего понять всегда легче.

Алди сел на порог. Чего нельзя, того и на Земле нет.

Он это знал. От него пахло потом и усталостью. Действие коры черного дерева кончилась, он чувствовал себя измученным. А от Гайи, распахнувшей дверь и вызывающе сложившей руки на огромной груди, несло ужасом и сбежавшим молоком. Впрочем, сарафан был чистый, хотя застиранный и в заплатках.

«Чьи это дети?» – вгляделся во тьму Алди.

«Мои, – вызывающе ответила Гайя, имея в виду светящиеся в глубине дома точки. – Двое от офицера Тэтлера, я жила с ним. Другие от других мужчин. Я даже рожала девочек, но они умерли. Есть такой вид бактерий, Гай. Они умеют опознавать женские зародыши и убивают их прямо на самой ранней стадии развития. Остались у меня мальчики. Их у нас много. А взрослых мужчин я пытаюсь учить любви, они тут к этому не способны».

«Ты и сегодня работала?»

«Конечно».

«Всю ночь?»

«Только первую половину».

Он понял, почему у нее почти свежий вид и кивнул. Но Гайя хотела, чтобы ее поняли правильно:

«У меня школа любви. Я учу живому сексу».

Алди покачал головой:

«С тобой спят уроды!»

«Но ты тоже спал со мной».

«Со мной все иначе. А они берут тебя силой».

«Какая разница? От некоторых у меня дети. Сам видишь».

Он вспомнил нежную Мутти и ее зелененькие глаза. Как отлив изумруда. Ах, нежная Мутти, ты умерла бы от грязи и унижения, но задушила бы уродцев, прячущихся в углах темной комнаты.

«Рожать уродов – преступление», – напомнил он.

«Так думают в Экополисе, – хрипло рассмеялась Гайя. Она была рыхлая, от красоты ничего не осталось, вульгарный налет лежал на всем, что она говорила. – На Территориях все по-другому. Здесь выживают немногие. Здесь надо рожать и рожать. Генетическая катастрофа изменила все нормальные соотношения. Избыток – вот наша норма, иначе мы все исчезнем. Я рожаю уродов, ты прав. Но они – мои дети. Маленькие жалкие уроды. Хочешь, покажу их? – взглянула она на Гая с какой-то странной надеждой. – Ты их полюбишь. Они твои племянники».

«Не надо, не показывай, – сказал он быстро. – Они уроды. Тебя заставили их родить. Заставили против твоей воли. По законам Есен-Гу они не могут считаться твоими детьми. Они даже появиться в Экополисе не могут. Идем со мной. Я ухожу из Терезина. Мы обязательно доберемся до Языков».

«А потом?»

«Вернемся в Экополис».

«А потом?»

«Потребуем реабилитации».

«А мои дети?»

«У тебя нет детей!»

«Неправда. Они есть, – ответила Гайя хрипло. – И это мои дети. И никто не отнимет их у меня. Даже ты. Я всегда буду их защищать. Даже если они законченные уроды, я все равно буду их защищать. От тебя тоже».

Она вдруг успокоилась:

«Видишь, какая я грязная? Не знаю, как ты попал в Терезин, может, правда из Экополиса, но ты выглядишь еще хуже, чем я. И еще у меня есть мои дети, а у тебя никого нет. Да, меня возят по ночам к уродам и я учу их живому сексу. У меня это получается, правда? – презрительно прищурилась она. – Ты ведь это почувствовал? – она легонько провела рукой по рубцам, обезобразившим его лицо. Рука показалась ему тяжелой, а кожа была шершавая и пахла мылом. – Зато потом я возвращаюсь к своим детям и никому не позволяю их обижать».

«Они скоро умрут. Ты разве не понимаешь?»

«Мы все умрем. По другому не бывает. – Гайя махнула рукой и детские глаза в темноте послушно погасли. – Но это мои дети, Гай, скотина. Старшего я понесла от офицера охраны, который в течение месяца насиловал меня Почти каждый день в каком-то грязном закутке. Там кругом бегали пауки. Я тогда еще помнила Экополис, но сказала себе: Гайя, ты уже не сможешь вернуться, поэтому попытайся стать частью этого ужасного мира. Он ужасен, но и в нем тоже найдутся люди, достойные любви. Да, я спала со многими, Гай. Иначе быть не могло. У меня крепкое здоровье, а здесь это ценят. Видишь, даже дети пока живы. Смотри».

Она за руку втянула его в комнату.

Когда дверь распахнулась, тусклый свет упал на прячущихся по углам детей. Светились, оказывается, не глаза, а какие-то гнилушки, которыми они играли.

Темные мордочки.

Поднятые к глазам кулачки.

Настоящие уроды. Алди почувствовал омерзение.