Золотой мираж

Брикс медленно шелохнулся, и, перебирая ногами, как немощный старик, разогнулся, слезы у него текли по щекам.

— Это не честно, — сказал он и бочком, не глядя на отца, прошел мимо него.

Квентин закрыл за ним дверь. Я не даю людям второго шанса. Он сказал тоже самое Клер. И скольким еще за всю жизнь? И ни разу это не подействовало. Никто не остался. Никто не дал мне того, в чем я нуждался.

И опять он испытал волну беспомощности, и на этот раз в ней была ниточка страха. Это взбесило его. Боже, я позволил себе этот бред. Это смешно. Будут другие женщины — они всегда были. А прямо сейчас он должен подумать совсем о другом. У него есть компания, которой нужно управлять, продукция, которую надо спасти, и будущее, которое следовала еще обеспечить. Он сел за стол и начал составлять план действий. Пока он писал, понемногу возвращалась сила. В этом он всегда был мастер, создавая свою собственную жизнь, не беспокоясь о других, слабых людях. Вот в чем он был король, Квентин Эйгер, человек, который кует свое собственное будущее.

— Мы предполагаем, что она приняла примерно три миллиграмма «Хальсиона» плюс значительное количество алкоголя, — сказала врач Клаудия Маркс всем остальным в комнате ожидания. — Возможно, ей прописали таблетки на четверть миллиграмма, и это самое большее, что может быть. Вы видели их? Они должны были быть бледно-голубыми.

— Нет, — сказала Клер и посмотрела на Джину и Ханну. Они покачали головами.

— В ее номере был пустой пузырек, — сказал Алекс. — Я передал его прошлой ночью фельдшеру скорой.

Врач кивнула:

— Я видела его. Он на четверть миллиграмма. Но люди часто используют один и тот же пузырек для разных таблеток. Вы не знаете, мог ли у нее быть еще один рецепт, или несколько? Например, не было ли в ее сумочке еще таблеток?

— Нет! Я забрал сумочку в ресторане, — сказал Алекс. — Эмма оставила ее там, когда выбежала после ужина, и я не думаю, чтобы кто-то в ресторане вынул таблетки.

— А что насчет дозы? — спросила Клер.

— Три миллиграмма «Хальсиона» — это в двадцать раз больше, чем доза, которую прописывают, и она может быть смертельной, особенно в сочетании с алкоголем. — Она поглядела на Клер. — Были случаи, когда суицидные стремления возрастали у пациентов, употреблявших «Халь-сион», вы ничего такого не замечали у Эммы?

— Нет, — сказала Клер. — Я знаю, что она не пыталась убить себя. Я знаю Эмму. Это был несчастный случай.

— Или кто-то дал ей его, — сказал Алекс. — Мог кто-нибудь это сделать, я имею в виду так, чтобы она не почувствовала вкуса или чтобы вкус был отбит чем-нибудь из пищи или напитков?

Врач посмотрела на него очень серьезно:

— Вы хотите сказать, что кто-то пытался ее убить?

— Да, мы должны об этом тоже подумать. Это возможно? В стакане воды, например?

— «Хальсион» слабо растворяется в воде, так что нет. Но он легко растворим в алкоголе.

Алекс взглянул на Клер.

— Они выпили три бутылки вина за ужин и потом еще коньяк. Я говорил по телефону сегодня с официантом. Он видел, что Эмма выпила весь свой коньяк сразу, залпом, он сказал, как будто на спор. Или как будто ей не нравился вкус.

— Так и есть, — сказала Клер, задрожав. Она сложила руки на груди.

— Он также сказал, что Эмма ушла в дамскую комнату как раз тогда, когда он принес коньяк, как будто ей стало дурно. Он беспокоился за нее.

— Значит она ушла из-за стола, а коньяк остался, и Брикс тоже, — сказала Джина. В комнате ожидания повисло молчание. — Но разве можно растворить быстро двадцать таблеток? — спросила она.

— Можно, если растереть их в порошок, — ответила Клаудия Маркс. Она повернулась к Алексу. — Вы знаете, с кем она была за ужином?

— Да.

И вы подозреваете, что он пытался ее убить?

— Об этом мы должны тоже подумать, — сказал он снова.

— Вы знаете, где найти его?

— Да.

— Тогда вы должны преследовать его по суду.

— За этим дело не станет, — сказал Алекс. — Я позвонил другу, который кое-кого знает в отделении полиции Норуолка. Думаю, что они побеседуют с ним уже сегодня.

— Быстрая работа, — сказала Джина, думая о своем собственном звонке. Они оба чувствовали, что должны что-то сделать, как будто преследование Брикса или его отца поможет Эмме выжить.

— Мы не должны говорить Эмме, — сказала Клер.

— Она узнает, — сказала Джина. — Или она сама приняла сверхдозу, или кто-то ей дал ее, как еще она могла бы проглотить это?

— Она не принимала сверхдозу сама, — настойчиво сказала Ханна.

— Я тоже не думаю, — согласилась Джина. — Поэтому она поймет, что каким-то образом проглотила черт знает сколько «Хальсиона» за ужином.

— Однако, не стоит говорить ей об этом сейчас, — сказала врач. — Когда она очнется, вы не станете заводить речь об этом, так что у вас будет время подумать, как ей и что сообщить. Если она спросит, я советую вам сменить тему. Не думаю, что сейчас она будет концентрироваться на чем-то одном.

— Но ведь она в порядке, — сказала Ханна, даже не спрашивая, а утверждая. — Сейчас она спит, и не в коме.

— Она спит, но мы пока не знаем, какой вред был нанесен центральной нервной системе. Мы поймем это лучше завтра.