Золотой мираж

— Эмма, мы столько раз об этом говорили…

— Мы бы не делали ничего глупого: я не собираюсь получить СПИД.или что-нибудь в этом роде.

— Это не единственное, о чем я беспокоюсь; я беспокоюсь, как бы тебе не причинили боль, и я думаю…

— Ты вечно беспокоишься! Ты всегда толкуешь о том, что надо быть осторожней и… предусмотрительней. Ты так занята своим беспокойством, что даже не живешь! Я хочу сказать, что это было замечательно, когда ты работала и заботилась обо мне одна, но ведь это все. Ты никогда никуда не выезжала, и не заводила новых друзей и не имела любовников и так далее: ты просто проживала каждый день, но не жила! Теперь ты можешь делать все, что хочешь, потому что ты богата, но теперь ты старая… — Она увидела, как у Клер поднялись брови. — Ну, не совсем старая, я не это хотела сказать, но и не молодая ведь — то есть, я полагаю, ты среднего возраста — и я не собираюсь ждать, когда тоже стану среднего возраста или старой; я собираюсь жить сейчас, пока молода. Я не хочу быть как ты, я хочу быть собой, и делать все, и жить!

Клер сидела тихо, глядя на ее сжатые руки. Слова Эммы ударяли по ней, как глыбы свинца. Эмма никогда так с ней не говорила: она всегда была спокойной, и послушной, и милой. Нет, конечно, время от времени она становилась капризной и упрямой, но даже тогда Клер чувствовала, что они были как сестры, а не как-то иначе. У других матерей были неприятности с дочерьми, но у Клер никогда не было даже маленьких проблем. До сих пор. Она глубоко вздохнула:

— Я не говорю тебе, что надо не жить. Я думаю, у тебя и так была прекрасная жизнь, и может быть не менее прекрасная жизнь без Брикса Эйгера в ее центре. Эмма, мне кажется, что если ты слишком увлечешься им, то это будет твоей ошибкой: у меня просто такое чувство.

— Но это твое чувство, а не мое! Ты так думаешь только потому, что мой отец тебя бросил, поэтому и меня должны бросить.

— Нет, я не так думаю. Кроме этого есть еще много другого, много способов причинить боль. Я не хочу, чтобы ты совершила ошибку, из-за которой будешь потом страдать…

— Ты не можешь удержать меня от всех ошибок в мире: это невозможно. Так что оставь мне мои ошибки! Ты делала что хотела — тебе повезло, что у тебя не было родителей, которые говорили…

— Повезло?

— Ой, извини, извини, я не это имела в виду. Я только хотела сказать, что никогда не отговаривали тебя от замужества.

— Друзья отговаривали — я не слушала. Не могу сказать, что жалею о том, что вышла за Теда, потому что у меня есть ты, но если бы мои родители были бы живы, то они могли мне помочь принять другое решение.

— Ты бы и их не слушала, — сказала Эмма самоуверенно. — Ты бы все равно сделала так, как хотела, так, как…

— Как ты?

— Ты должна доверять мне! — закричала Эмма.

— Я и доверяю. Но время от времени мы можем воспользоваться чьей-то помощью, кто-то нам может сказать, указать другое направление или просто посоветовать… Когда Ханна делает это, я ей благодарна.

— Ханна вмешивается, — сказала с презрительностью юности Эмма. — Она мне нравится, но ей надо знать, когда следует заниматься своими делами, а не чужими.

— Она живет с нами. Мы одна семья. И если Ханна заботится о нас и думает, что наши дела и ее, то мы должны быть благодарны. Это большой мир, но только немного людей действительно могут помочь.

— Но я — не ее дело, — сказала Эмма упрямо. — Я просто хочу, чтобы она оставила меня в покое.

Клер поняла, что это и к ней тоже относится, и как всегда с Эммой, в конце концов отступила:

— Мы обе оставим тебя в покое, если это то, чего ты действительно хочешь. Но мне бы хотелось тебя видеть хоть иногда на этом корабле: мне кажется, что было бы хорошо, если бы мы чуть-чуть, но путешествовали бы вместе.

— Конечно. — Затем, внезапно встревоженная тем, как неосторожна она была по отношению к чувствам своей матери, она сказала: — Я тоже этого хочу. Мне нравится делать что-то вместе с тобой. Ты знаешь это. Помнишь, как у Симоны? Мы здорово повеселились. Мне очень нравится быть с тобой.

Итак, Эмма присоединилась к Клер и Ханне в Джуно и провела с ними весь день. Но на следующий, их пятый день на Аляске, она и Брикс были вместе с того самого момента, как корабль вошел в Ледниковый Залив в шесть утра. Клер видела их весь этот долгий день, они все время были рядом друг с другом, их плечи соприкасались, руки переплетались, или Брикс обнимал Эмму за плечи. Впервые Клер позавидовала дочери. Она помнила еще ту искристую ясность мира, когда любовь и любовное возбуждение наполняли каждое чувство, и ей снова захотелось, чтоб кто-нибудь обнял ее за плечи. И это заставляло ее думать о Квентине. Но они не говорили с того вечера, как она ушла от него с палубы, и Клер не могла заставить себя подойти к нему. Может быть, Эмма права, думала она, после стольких застойных лет она, вероятно, уже и не знает, как нужно жить, и даже не знает, как начать.