Золотой обруч

— Никогда не болела. Только чуточку покороче другой — еще сызмальства. В этом и весь ее изъян.

— Ну тогда это не беда!

Юули чувствовала, хотя и не сумела бы объяснить, что из-за этого небольшого изъяна Юхан стал ей как-то ближе, роднее.

На этом объяснение было закончено и все между ними выяснено. Но как раз когда Юхан уходил по тропинке, с другой стороны подошла тетя Анна. Приблизясь к Юули, она спросила свистящим шепотом:

— Зачем сюда приходил этот Юхан?.. Может, опять письмо принес?

— Нет, на этот раз он сказал все на словах.

У женщин особое чутье для понимания некоторых обстоятельств. Во взгляде Анны промелькнула сначала горечь обиды, но это чувство быстро сменилось растерянностью. В глазах ее можно было прочесть: с каким легким сердцем ты покидаешь меня! А затем: дай бог тебе то, чего он мне не дал! Даже слезы показались на глазах у тети Анны. И, бросив взгляд в сторону исчезавшего за пригорком Юхана, она промолвила:

— Парень он ничего, хотя иногда и выкидывает всякие фортели… Так было и с этим письмом… Но хорошо, что хоть теперь образумился!

В общем, это была обыкновенная история любви между двумя простыми людьми. Впрочем, самим участникам этой истории она вовсе не казалась обыкновенной, ведь они переживали это впервые в жизни. А что оставалось недосказанным в их беседах, то, казалось, договаривало письмо, договаривал тот вечер, когда его читали. И собственная их история выглядела почти такой же красивой, как те, что встречаются только в книжках.

В эти дни Юули, оставшись одна, часто читала письмо, которое она берегла теперь, как сокровище. И у нее было чувство, будто послал ей это письмо все же Юхан. В нем, по ее мнению, было выражено все несказанно прекрасное, что они чувствовали, но никогда в жизни не сумели и не решились бы высказать.

Но если Юули главным образом чувствовала, то Юхан и думал. Он все же больше повидал на свете и всегда стремился понять увиденное. Что это было за чертово письмо, спрашивал он себя. И чем больше спрашивал, тем больше нервничал. Наконец, за три дня до венчания, он дошел до того, что прямо спросил у Юули:

— Значит, ты не знала этого лээвиского маслодела?

Юули испуганно взглянула на него:

— Нет.

— Это правда?

— Это такая же правда, как то, что я живу, клянусь тебе всем святым, — со слезами на глазах ответила Юули.

Жизнь их сложилась так хорошо, как это только возможно у бедных людей. Юхан перетащил свой ящик с инструментами и свое немудреное холостяцкое добро в теткину лачугу и теперь уже отсюда ходил на работу. Но скоро он и на своем дворе начал накапливать бревна и другой строительный материал. Потом он к домику тети Анны и для себя пристроил горницу, а со временем и мастерскую, так что ему уже не нужно было странствовать по всей волости. Впрочем, к тому времени и семья его увеличилась.

Но еще задолго до этого, месяца через два после свадьбы, Юхану стало ясно одно обстоятельство, над которым он долго ломал голову.

Как-то он опять возвращался из волостного правления. Уже давно установилась зима, и занесенная вьюгой дорога утомляла. Усталость особенно чувствовалась оттого, что и на этот раз Юхан пропутешествовал в волость напрасно. Намаявшись, Юхан зашел отдохнуть на мельницу Ямакиви.

Он присел там на подоконнике и огляделся. В это время года особой работы на мельнице не было. Она, правда, порой шумела и гремела, но потом ход ее замедлялся и работа вовсе останавливалась.

— Ну, и этой порции конец! — промолвил батрак, вылезая из люка в полу.

Похоже было, что он ничего не имел против отдыха. Пускай у хозяина воды нехватка, для батрацкого хлеба мука все равно смолота! Он пристроился на другом окне, взял оттуда картонную коробку с табаком и принялся набивать трубку. Лицо его, запорошенное мукой, казалось невыразительным, но по глазам было видно, что он большой балагур.

Взгляд Юхана задержался на коробке, которую парень держал на коленях. Она была круглая, желтоватая, а на крышке чернела какая-то надпись. И Юхан от нечего делать принялся разбирать надпись на крышке. Сначала до сознания его дошли только отдельные буквы, но мало-помалу буквы эти начали складываться в какое-то имя. И в конце концов Юхан прочел: Юлия Раудсепп.

Юхан испуганно соскочил со своего подоконника и подошел к батраку. Но и вблизи он прочел то же самое. Тогда Юхан притворился, будто только теперь заметил надпись, громко по складам прочел ее и спросил:

— Ю-лия Рауд-сепп — кто это?

— Ах, эта? — рассмеялся батрак, запихивая в трубку самосад. — Это дальняя родственница наших хозяев или что-то в этом роде. Ну и смеху с ней было!

— Смеху?