Золотой огонь Югры

Что-то сильно дернуло за воротник, отшвырнуло в сторону. Арчев крутнулся на спине, взбешенный, рванулся, чтобы вскочить. И оцепенел: на него были направлены винтовки.

— Бросьте оружие! — потребовал властный голос. — И встаньте.

Арчев медленно повернул голову к приказавшему — кожаная потертая тужурка, кожаная фуражка со звездочкой, низко надвинутая на лоб, жесткое худое лицо: Фролов! Из губчека. Начальник отдела по борьбе с терроризмом и политическим бандитизмом.

— Лихо сработано, — Арчев усмехнулся, отбросил револьвер.

Тяжело встал, тяжело поднял руки, когда крепенький парень в провонявшем мазутом бушлате, сорвав пояс Еремея и передав его Фролову, принялся ощупывать. Арчев зыркнул по сторонам, понял — не убежать: слишком много людей, даже если не считать тех, что окружили. По всему стойбищу рыскали в красноватых бликах догорающего сарая безмолвные, а оттого казавшиеся особенно зловещими чоновцы. Двое заглянули в избушку, скрылись в ней; один нес из зарослей найденный в лодке вещмешок; еще двое поднимали ошеломленного проводничонка; трое осторожно и бережно отвязывали от дерева Еремея; четверо вели от реки напуганного, съежившегося Парамонова. Поставили его перед Фроловым.

— Чья работа? — хмуро спросил тот и показал на Еремея, который, поддерживаемый бойцами, откачнулся от дерева и вяло открыл глаза.

— Дык… — Парамонов виновато вильнул взглядом в сторону Арчева. — Их вот благородие приказали, — и скорбно, подчеркнуто громко вздохнул.

— Расстрелять, — не повышая голоса, приказал Фролов.

— За что?! Я ж приказ сполнял. Рази за это можно жизни лишать, рази то по справедливости?! — торопливо, боясь, что не дадут объяснить, убедить, закричал Парамонов, не отрывая от Фролова выпученных от ужаса глаз.

И вдруг увидел вместо этого чекиста другого советского начальника, последнего, убитого им, Парамоновым. Тоже в кожане тот, сатаровский, представитель совдепа был, смотрел так же холодно и безжалостно, даже когда он, Парамонов, стволом винтовки поднял ему голову, сунув дуло под подбородок, и заглянул в самые зрачки: очень уж хотелось хотя бы на донышке их увидеть страх и тоску предсмертную. Не увидел, не дождался…

— За участие в контрреволюционном мятеже, за изуверство… — прозвучал негромко голос Фролова.

— Погодьте, родимые! — заверещал Парамонов, рухнул на колени и протянул к чоновцам трясущиеся руки. — Погодьте, сердешные! Я откуплюсь за жись свою… — торопливо выдергивая из карманов кредитки, начал швырять их под ноги бойцам. — Тута и ваши, советские, есть и настоящие, царевы еще! Берите, берите, не жалко!..

— …именем народа, именем рабоче-крестьянской социалистической республики!..

— Господи-и-и! — Парамонов, откинувшись, задрал к небу бороду, вскинул руки. — К тебе иду, прими мя, господи, раба твово верного…

Нестройно хрустнул залп. Парамонов скрючился, заваливаясь на бок, и тело его скользнуло в яму.

Два бойца подхватили Еремейку на руки и понесли к реке, где сразу же после залпа выплыл под всеми парами с низовья «Советогор». Антошка, заглядывая Еремею в лицо, сострадающе морщась, семенил рядом, но около шлюпок, которые уже подогнали к отмели, развернулся, кинулся к избушке.

— Что же вы со мной медлите? — насмешливо спросил Арчев, глядя вслед проводничонку, юркнувшему в темный проем двери. Перевел взгляд на чоновцев, которые прикладами забрасывали яму с телом Парамонова. Притворно зевнул. — Или меня засыпать не будете?

— Вас тоже расстреляем, — пообещал Фролов. — Только позднее, вместе с другими главарями. После показательного процесса… Где еще ваши?

— Там, — Арчев кивнул на догорающий сарай. — Не торжествуйте, борьба еще не окончена! Будет и на нашей улице праздник! — и стыдливо отвел глаза от Фролова: выкрик прозвучал визгливо.

— Я думал, вы умней, — Фролов отвернулся. — Ведите его, Матюхин.

От стыда, что выглядел в глазах чекистов смешным, Арчев стиснул зубы, мотнул досадливо головой.

— Чего башкой вертишь?! — боец ткнул дулом винтовки в спину. — Не удерешь, не мечтай.

— Дум спиро, сперо[9],— огрызнулся Арчев.

— Чего? Я тебе покажу думу про Спирю! — Второй боец, Матюхин, щелкнул затвором. — Никакой Спиря тебе не поможет… А ну, руки за спину! И шагай!

Услыхав про «Спирю», Арчев вспомнил и про Спирькину карту, и про… Кто знает, может, еще не все потеряно?.. Он угловато усаживался в шлюпку, когда примчался запыхавшийся Антошка.

— Вот, вочирем, меми пупи ингх![10] — сунул растерявшимся чоновцам два берестяных туеска. — Ермейку мазать надо… — Торопливо забросил руки за спину, принялся показывать, что следует натирать спину, и даже зажмурился, изображая блаженство. — Ермейка хорошо будет!

Фролов подхватил его под мышки, вскинул над бортом, усадил рядом с Арчевым. Антошка, обомлевший от стремительного полета, смолк, вытаращил глаза, но как только оказался на скамье, отшатнулся от соседа. Рванулся, пытаясь выпрыгнуть из шлюпки.