Золотой отсвет счастья

Кобыла тихо заржала и ткнулась мордой в руки Бесс, которая ласкала ее блестящую шею, грудь, перебирала гриву, одновременно высматривая, нет ли ран и болячек.

— Нет, ты только посмотри на себя, — твердила она, — ты, похоже, давно забыла, что такое гребень.

Потом Бесс осторожно подняла каждую ногу лошади и увидела то, чего опасалась: копыта Джинджер были в ужасающем состоянии. На загривке кобылы она заметила набухшие воспаленные папулы — клещи! Бесс тихо выругалась и немедленно вскрыла их, удалив кровопийц.

— Ты уверена, что это твоя лошадь? — спросил подошедший сзади Кинкейд. — Гнедых кобыл с одной белой ногой не так уж мало на свете.

Бесс будто не слышала его. Она что-то шептала своей любимице, поглаживала ее, почесывала за ушами.

— Я спрашиваю, почему ты уверена, что эта именно она?

— Ты, значит, ни черта не понимаешь в лошадях, если думаешь, что все они одинаковы, — строго заметила Бесс. — Я была рядом, когда она появилась на свет. Я растила ее, холила и лелеяла — до тех пор, пока ты не украл ее у меня. — Она повернулась к Кинкейду. — Посмотри, она жеребая! Бог знает, чье это семя. Может, и ослиное…

Вдруг Кинкейд сгреб девушку в объятия и впился в нее поцелуем. В ужасе она рванулась, но шотландец предупредил ее вопль. Намотав на могучую ладонь пряди густых волос, он держал ее голову, а своими губами накрепко закрыл ее рот. Когда Бесс удалось отпрянуть, он не только не выпустил ее из своих лап, но прижал к себе еще сильнее и чуть слышно прошептал в самое ухо:

— Тише, красотка, тише. Это для видимости. Мы здесь не одни.

— Поосторожнее! Там моя лошадь, — раздался грубый, хриплый голос. В двух шагах стоял коренастый рябой мужик. — Нашли место где тискаться. Эта скотина больших денег стоит.

Бесс вытерла рот ладонью и, не поднимая глаз, сказала:

— А кобыле-то что сделается?

Подражание простонародной речи было бесподобным. Кинкейд даже крякнул от удивления.

— Ну, братец привел-таки свою посудину, — ворчливо произнес мужик. — Вон она болтается. Ты вроде говорил, что хочешь через пролив перебраться. Так вот мой братец тебя переправит, если заплатишь, конечно. За «спасибо» мы не работаем.

— Откуда у тебя эта лошадь? — поинтересовалась Бесс, все еще подражая деревенской девчонке.

На ее плечи легла тяжелая рука Кинкейда.

— Попридержи язык, милаха. Ты разве не видишь, у мужчин деловой разговор. — Когда она снова открыла было рот, шотландец до боли сжал ей плечо. — Язык без костей у бабы, болтает без умолку, но девка горячая, — обратился он к рябому. — Сразу видно, ты в лошадях знаешь толк. Может, и эти две кобылки тебя заинтересуют? Не поволоку же я их по воде?

Жадный огонек сверкнул в глазах рябого.

— Да уж не поволочешь, видит Бог, — кивнул он. — А бумага на них есть? — насупился мужик.

— Голову даю на отсечение, что на эту гнедую и у тебя нет документа.

Рябой нахмурился и принялся осматривать животных.

— Тянут не меньше чем на гинею, — убеждал его Кинкейд. — Лучшей скотины в этих краях и не сыщешь.

— Седла пойдут за ними?

— Конечно. И вся упряжь.

— Сколько просишь?

Они сошлись с рябым на смехотворно низкой цене, толком и не поторговавшись. После чего, довольные друг другом, мужчины обменялись рукопожатиями. Бесс потеряла дар речи от негодования. Да за одно седло она заплатила больше.

Кинкейд невозмутимо направился к дверям, решительно увлекая девушку за собой. Вслед ей тихонько заржала Джинджер.

— Ты скотину-то к себе на остров перевезешь? — спросил он у рябого. — Ты же говорил, у вас там ферма.

— Не-е, — протянул мужик, но беспокойное ржание Джинджер заглушило его слова.

«Я найду тебя, девочка, — про себя молвила Бесс, — обещаю. Найду, и мы снова будем вместе».

Глаза защипало от слез. Она даже споткнулась. Кинкейд подхватил ее, привлек к себе.

Они вышли на двор. Под ногами хлюпали лужи. Кругом все было завалено подгнившей соломой и навозом. Моросило. С запада дул сырой прохладный ветер. По хмурому небу ползли низкие тяжелые облака. Горизонт скрывался в сером мареве.

Оказалось, что «Петушиный гребень» стоит на берегу мутной грязноватой речонки, которая впадала в залив. У обветшалого причала болталась убогая почерневшая посудина.

— Вот она, — сказал рябой, — с виду неказиста, но беда невелика. Заплатишь — и она без вопросов доставит тебя на Каролинский берег.

— Это мне и надо, — откликнулся Кинкейд.

Глядя на потемневшие от времени борта шлюпа, девушка едва сдерживала дрожь, но не от холода знобило ее, а от неизвестности. Бесс понимала, что, ступив на это суденышко, она отрезает себе все пути назад.

— Что, на попятную? — спросил Кинкейд, будто угадав ее мысли. — Еще не поздно вернуться.

Бесс лишь молча покачала головой — нет.

В глазах Кинкейда засверкали озорные огоньки.

— Для англичанки ты на редкость отважна, — улыбаясь, сказал он. — Будь у тебя нрав попокладистей да язык не такой змеиный, мы могли бы неплохо поладить.

— На это рассчитывать не приходится.

— Да уж, — хрипловато заметил он, — рассчитывать не на что.