Золотой петух. Безумец

— О, какая ты учтивая, Рипсиме, когда только научилась этому, — сказал Микаел, подойдя к ней и взяв ее за обе руки.

Рипсиме смутилась, потупилась и не нашлась что сказать.

— Шутки в сторону, я хочу предостеречь тебя, Рипсиме, ты очень беспечна; ты еще не оправилась от болезни, можешь снова слечь, если будешь так поздно гулять в саду. Там по вечерам сыро, особенно после дождя.

— Ты видел, как я гуляла в саду? — спросила Рипсиме, рискнув наконец взглянуть ему в лицо.

— Конечно, видел, ты была с Гаяне. Вы сперва сидели, а потом пошли гулять.

— Ты, наверное, слышал, о чем мы говорили? — спросила она с улыбкой.

— Я ничего не слышал, я не имею привычки подслушивать секретные разговоры молодых девиц. Этим занимается Нуне…

— Ах, вот как, — с досадой воскликнула Рипсиме, — значит, она нас подслушивала. Вот сатана…

Рипсиме, как говорится, «попалась на удочку». Проходя через сад, Микаел видел двух сестер, оживленно о чем-то разговаривавших, заметил и Нуне, притаившуюся за деревом и подслушивавшую их. Это его заинтересовало, он понимал, что без серьезного повода Нуне не стала бы шпионить за сестрами. Увидев, как смутилась и покраснела Рипсиме, он убедился, что подозрения его были основательны.

— Как ты видишь, мне все известно, — поддразнил он ее.

— Ничего ты не знаешь, — засмеялась девушка, — ты просто хочешь поймать меня на слове и выпытать.

— Что выпытать?

— Хочешь узнать, о чем мы говорили с Гаяне… но я не скажу, сколько бы ты ни просил, ничего не скажу.

— Ты не скажешь, зато Гаяне скажет, она добрая девушка.

— А я, значит, злая?

— Ты упрямая…

— Ну ладно, пойдем, нас давно ждут, — сказала Рипсиме и потащила Микаела за собой.

Теперь это была уже не та робкая и стыдливая девушка, какою она была несколько недель назад. Она вновь обрела присущую ей резвость и задор и вновь напоминала ту шуструю девочку, которая когда-то в праздник вознесения облила его водой и дерзко требовала, чтобы он надел новый костюм. Да и он стал другим. Она видела сейчас перед собой щеголевато одетого, учтивого юношу, во всем облике которого чувствовалась прямота честного и благородного человека.

Вместе с Рипсиме Микаел вошел в комнату, где за столом сидели госпожа Мариам и ее дочери.

После происшествия в саду взаимоотношения Микаела с семьей Масисяна заметно изменились, — он стал ее полноправным членом. Госпожа Мариам теперь часто повторяла ему: «У меня два сына — Стефан и ты, Микаел».

Гаяне, Рипсиме и Нуне перестали дичиться его, свободно входили к нему в комнату, убирали ее, наводили порядок и дружески болтали с ним.

Обедали и ужинали вместе, и если Микаел по утрам не спешил по делам, то и завтракали вместе. Стали привычными совместные прогулки по вечерам в саду. В эти вечерние часы Микаел много рассказывал о своих путешествиях, о московской жизни и Европе.

Но в этот вечер за ужином беседа шла вяло, Микаел сказал, что получил письмо от Стефана, и коротко сообщил его содержание.

Глава десятая

Несчастье, постигшее семью Масисяна — потеря в течение нескольких дней огромного состояния, — не явилось для них, как этого можно было ожидать, катастрофой. Жизнь продолжала идти, как обычно, в доме ничего не изменилось, ничего не убавилось. Скорее даже, семья зажила более спокойно и весело.

И в самом деле, что утратила эта семья, чего она лишилась? Ничего.

Богатство Масисяна было для нее таким же призраком, как и «золотой петух». Масисяны понаслышке знали, что они богаты, а теперь узнали, что этого богатства не стало. Богатство аги было для них пустым звуком: они никогда не пользовались его благами и влачили скудное существование. Не вкусив обеспеченной жизни, не изведав довольства, которое приносит богатство, они, естественно, не могли болезненно ощутить его потерю. Богатство было достоянием только одного человека и ушло вместе с ним.

Микаел был для них утешением: его мягкость, бескорыстная забота, сердечность помогли им забыть постигшее их несчастье. Своим отношением он возмещал им все потери.

Счастлива та семья, в которой царят любовь, согласие и свобода, особенно если она испытала невыносимый гнет тирана-отца. Жизнь такой семьи можно сравнить с ясным солнечным днем, который наступает после свирепой бури. Семья Масисяна, годами страдавшая от его произвола, обрела вдруг новую жизнь, в которую Микаел внес свет и тепло. Женщины этой семьи, изолированные от внешнего мира, лишенные мужского общества, замкнутые в своем тесном семейном кругу, вкушали теперь всю прелесть свободной и дружной жизни. Только теперь они поняли, что счастье и благополучие не в деньгах, что деньги таят в себе яд, а есть нечто другое, без чего жизнь семьи превращается в ад. При жизни покойного купца дом его был настоящим адом для его семьи. Но Микаел внес туда живительную струю — любовь, — и ад стал раем.