Золотой петух. Безумец

— Никто не волен изменить порядок, установленный богом. Чему быть — того не миновать. Одного бог создал курдом, другого — армянином, одному дал в руки оружие, другому — заступ, — так тому и быть, такова воля божья. — И он подкрепил свои слова таким примером: — Ворона рада бы иметь павлиньи перья, да где она их возьмет? Бог создал одного таким, другого иным.

Апо ответил ему:

— Ты забываешь, брат, что ворона и павлин — птицы разной породы, и оперенье у них разное; а курд и армянин — люди. Курд появляется на свет, не имея в руках оружия, он, так же как и армянин, выходит из чрева матери нагим и слабым. При чем тут бог? Разве он вложил в руки курда оружие? Разве он создал нас такими жалкими и трусливыми? Бог в такие дела не вмешивается. Он дал нам разум, и мы сами должны уметь отличить плохое от хорошего. Если ты пойдешь сейчас и бросишься в реку, бог тебя за руку не схватит, чтоб удержать, ты погибнешь по доброй воле.

Айрапет молча слушал этот спор. В порыве признательности он хотел подойти и поцеловать Апо, но боялся обидеть остальных братьев.

— Вы видите, — сказал он сурово, — нас здесь шестеро, но между нами нет согласия, и каждый говорит свое. Еще труднее привести к согласию весь народ, всю нацию… Пока у нас не будет согласия, наше положение не изменится… Нам будут плевать в лицо, похищать наших жен и сестер, отбирать наше имущество, нашу землю… А мы вынуждены будем терпеть всякого рода бесчестие, насилие и, как жалкие вьючные животные, работать на нашего врага, чтобы он жил припеваючи, И вот за эту жалкую жизнь мы должны быть благодарны богу…

Сказав все это, Айрапет предложил временно поместить Степаника в монастырь св. Иоанна, пока не представится возможность перебросить его через русскую границу, где он будет в безопасности. Оган и Ако не согласились с этим, считая, что этим самым они озлобят бека.

— Если мы удалим нашу сестру, — сказали они, — бек не простит нам этого и отомстит.

Оба брата предложили оставить Степаника дома, повторяя, что от судьбы не уйдешь, на все воля божья.

Другие братья стояли за то, чтобы рассказать обо всем отцу, а он уже как глава семьи пусть сам решает, как поступить.

Долго они так препирались, но к согласию так и не пришли. Вдруг их спор был прерван зловещим криком совы. Всем стало не по себе.

— Слышите, мы были правы, — заговорили Оган и Ако, — сова и та предостерегает нас! Если мы увезем Степаника из дому — беды не миновать.

Однако Айрапет и Апо остались при своем мнении. Братья разошлись, так и не придя ни к какому решению.

Глава тринадцатая

Но что это за загадка? Почему Степаник оказался девушкой? Ключом к данной загадке является одна короткая, но грустная история.

В одном из глухих уголков обширного двора Хачо была могила, на ней не было ни креста, ни надписи. Это был маленький, побеленный известью холмик. Очень часто по ночам на этом могильном холмике можно было видеть распростертого, горько плачущего старика Хачо.

Его домашние, проходя мимо могилы, всегда с грустью смотрели на нее; по-видимому, в ней покоилось дорогое для них существо. Кто же был там похоронен?

У старика Хачо была дочь Сона; Степаник очень походил на нее чертами лица.

Когда Соне минуло шестнадцать лет, многие сватались к ней, она считалась одной из самых завидных невест в деревне и была очень хороша собой. Отец, не зная, на ком остановить свой выбор, долго присматривал ей жениха, но одно неожиданное событие положило конец счастью Соны. Как-то раз пошла она в поле собирать крапиву — и больше не вернулась. По поводу ее исчезновения ходили разноречивые слухи: одни говорили, что она утонула, другие — что ее растерзали дикие звери, суеверные люди полагали, что она стала жертвой злых духов, а более рассудительные прямо заявляли, что ее украли курды. Сону искали повсюду, отец обещал крупное вознаграждение тому, кто подаст о ней весть, но девушка словно в воду канула.

Прошло несколько недель.

Однажды перед домом Хачо остановился курд, ведя на поводу мула, навьюченного гробом. В гробу лежало тело Соны. Из рассказа курда выяснилось, что несчастная девушка была похищена одним курдским беком, не столь родовитым, сколько известным всему племени своими злодеяниями. Не имея надежды вырваться из рук ненавистного человека, Сона посулила старухе курдке золотые монеты, украшавшие ее головной убор, чтобы та достала яд. Прельстившись деньгами, старуха раздобыла ей яд, и Сона отравилась. Курды отказались хоронить ее на своем кладбище, — бедняжка до последнего вздоха повторяла: «Я христианка и не изменю своей святой вере». Тело Соны осталось непогребенным. Зная, чья она дочь, один курд решил извлечь из этого выгоду и доставил ее тело Хачо, надеясь получить вознаграждение.

С неменьшим фанатизмом отнеслось к несчастной самоубийце и армянское духовенство. Ссылаясь на то, что она наложила на себя руки и не приняла святого причастия, священники отказались хоронить ее на армянском кладбище[30]. Вот почему Сона была похоронена во дворе отцовского дома. Та, которую изгнала церковь, нашла свой последний приют неподалеку от семьи…