Золотой пленник

— Лишари — это чудовища из Хиввы, у них черная кровь, они сильны и выносливы, их ладони похожи на рачьи клещи, подкопы и разборка стен — это их работа. Лишарь проворен, но не более чем человек, его можно зарубить хорошим ударом — панцирь его крепок, но от доброго меча не спасет. Правда, сталь от его крови чернеет, но ее можно поправить утренней росой.

Фон Крисп кивнул: точно таким способом слуга Корнелий исправил его собственный меч, после того как капитан зарубил им эртадонта.

— А вот убуйны опаснее, они мельче, не больше собаки среднего размера. В свете факела выглядят зеленоватыми и студенисто-прозрачными, такого так и хочется разнести хорошим ударом. И разносили, однако зеленая кровь убуйнов очень едкая, сталь сжигает так, что меч потом никуда не годится, но самое главное — воздух от этой крови делается ядовитым. Если разрубить убуйна в помещении, через час живых уже не останется, поэтому выход один — жечь их огнем.

— Как будто просто, — заметил сэр Хендрикс.

— Убуйны имеют сил на один-единственный бросок, вцепляются в жертву своими шестью крючковатыми лапами и вонзают в него полый стилет, чтобы впрыснуть яд. Потом через него же высасывают человека изнутри, оставляя лишь тонкую, будто нарочно выделанную кожу.

— Как паук с мухой?

— Вот именно.

— Откуда же они берутся?

— Лишари приводят их из нижних миров, они их проводники.

— Да где же смыкаются эти миры? — удивился фон Крисп.

— В кольце гор, зовущемся Хиввой.

— Господин барон, я хотел спросить о карсаматах... — произнес фон Крисп. — Они не могут вмешаться или в открытую перейти на сторону туранского мурпазы?

— Карсаматам мы уже преподали здесь несколько уроков, и засады были, и загоны. Они потеряли не одну сотню всадников и на время ушли в тень, им тоже хочется свалить нас чужими руками, и они ждут туранов.

Во дворе прозвучал гонг. Барон поднялся, поднялись сэр Хендрикс и фон Крисп.

— Это сигнал на ужин. Больше мы сегодня не увидимся, после ужина здесь прячутся, а часовые укрываются на башнях. До завтра, господа.

101

Ужин был обильным, давно невольники не ели ничего столь вкусного и питательного. Сначала им дали разваренный рис с медом на топленом масле, потом жирный сыр — кто сколько съест.

Некоторые съели много и того и другого, а когда поднялись в казарму и заложили лестницу каменной плитой, начались хождения в туалет — в каморку, где стоял большой медный таз.

От частого снования туда и обратно запах отхожего места распространился по всей казарме, на тех, кто объелся, стали ругаться, однако находившийся здесь же сержант Уэйт лежал на соломенном матрасе и не обращал на ссору внимания. Он смотрел на дрожащее пламя свечей и поигрывал дубинкой одного из защитников, ему предстояло не спать, следя за тем, как будут нести караульную службу новички.

Питеру, Крафту, Спиросу и Густаву повезло: они не попали в караул и имели возможность выспаться. Свое оружие, как и все остальные, сложили в проходе, а обмундирование повесили на специальные деревянные распорки, имевшиеся на всех топчанах.

— Ну и как вам это нравится? — спросил Густав, он притащил с собой в казарму несколько сухарей, однако съесть их решил, когда все уснут.

— Жратва хорошая, — погладив брюхо, сказал Крафт.

— А мне очень мундир понравился, — признался Питер, погладив пахнущее мышами тонкое сукно. Размер был велик, но Питер все равно был доволен. Покажись он в таком виде в Гудбурге, девушки своим вниманием его бы не обошли. Последнее время он часто думал о девушках, так повлияла на него встреча с пышнотелой ворожеей.

— А вот интересно, море отсюда далеко? — снова спросил Густав.

— До моря полтора дня ходу, — ответил Спирос. — Увижу ли я его когда-нибудь...

— Увидишь, конечно, вот разобьем туранов — и дадут нам вольную, тогда съездим к тебе на остров, — заверил Питер.

— А у тебя там кто-то остался? — спросил Крафт.

— Сестра.

Беседа шла ни о чем, Питер пригрелся и под дрожание слабого пламени свечей незаметно для себя уснул.

Проснулся он от какого-то гула и, открыв глаза, поначалу ничего не понял. Он находился в той же казарме, только топчаны его товарищей были пусты. Оглядевшись, он увидел, что почти все невольники Первой роты стоят в проходе.

— Ну ты и силен спать, — остановившись рядом, усмехнулся Витас, он находился на дежурстве, поэтому был в мундире.

— А что это за шум?

— А это, брат, нечисть в стены бьет. Два часа уже такая музыка, удивляюсь, как ты и спать-то мог!

Питер стал прислушиваться, помимо ухающих ударов в стены казармы, отчего содрогалось все здание, с улицы доносились какие-то голоса.

— Ребята, выходите — погуляем! — зазывал звонкий девичий голос.

— А они нас боятся, — ответила вторая девушка, и они засмеялись.

— Точу ножи-ножницы! — закричали совсем рядом.

— Молоко-молоко! Свежее молоко, прямо из-под коровки! Подходите, люди добрые, недорого отдам! — предлагала молочница.

И снова:

— Ребята, выходите — погуляем!

— Точу ножи-ножницы!

— Ишь как выводят, сволочи, — заметил кто-то из невольников. — Прям как на площади.

— Ничего, пусть выводят! — ответили ему. — За такими стенами им нас не взять.