Золотой поезд

- Многое, Володя, очень многое народ сможет сделать на эти деньги. Построить школы и больницы, накормить голодных и одеть раздетых… - Ильин замолчал. Ему не хотелось говорить стертых фраз, а другие, настоящие слова почему-то сейчас не приходили. -

Короче говоря, сам увидишь скоро, что может сделать народ-хозяин.

Лицо Филиппова было серьезно и немножко грустно. Он подбросил монету на ладони.

- А вот будь у меня такие монеты ну хоть лет шесть назад… И старики мои не померли б с голоду, и сам я, может, другим был бы. Шапку передо мной ломали бы все, как перед нашим богатеем Барановым… Вот ведь счастье в чем было и вот человека за что ценили, - не то Ильину, не то самому себе сказал он.

- Свалился мешочек и лопнул, - будто угадав готовый сорваться у Ильина вопрос, опять заговорил Филиппов. - Вот, - он показал на мешочек. Из лопнувшего шва выглядывали монеты, поблескивая тусклым желтым светом. - Решил посмотреть.

Ильин кивнул и вышел на площадку последнего вагона. Как два серебристых следа, тянулись за поездом рельсы. И рельсы, и шпалы, и верстовые столбы, и угрюмые ночью деревья теперь были облиты холодным голубоватым светом луны. «Какой-то сказочный мир», - подумал Ильин. И вдруг ему вспомнились сказки, которые он очень любил в детстве- «Али-баба и сорок разбойников», «Волшебная лампа Аладина» и многие другие. Во всех этих сказках говорилось о несметных богатствах, о том, как стремились к богатству люди и какими счастливыми становились, добывая его. Ильин усмехнулся и покачал головой.

Проходя обратно мимо купе Филиппова, он заметил, как тот старательно зашивал мешок большими, неуклюжими мужскими стежками.

Ильин вернулся в свой вагон. Марков уже спал, свернувшись на полке калачиком и похрапывая. Мате встретил Ильина ревнивым вопросом:

- Проверять посты ходил? Не доверяешь мне?

- Доверяю, друг, доверяю, - улыбнулся Ильин.

Они замолчали, глядя в темное окно. Луна снова исчезла, и ночь будто стиснула поезд.

- О чем думаешь, Сергей Всеволодович?

- Об одном очень богатом человеке. О графе Монте-Кристо, - ответил Ильин.

- О, Монте-Кристо. Я читал на французском языке. У меня был гувернер-француз.- Мате помолчал. - Отец мой был очень богат. Но, конечно, не так, как граф Монте-Кристо. А я теперь богаче, чем отец. И даже богаче, чем Монте-Кристо, - закончил он серьезно.

Мерно постукивали колеса, казалось, что нет войны, нет врагов, нет подстерегающей на каждом шагу опасности. Но так лишь казалось. Угроза, близкая, реальная, уже нависла над поездом.

13

Штабс-капитан Маринин любил размах. Он критически осмотрел пассажирский зал ожидания «и коротко приказал:

- Убрать!

- Простите, как? - не понял начальник станции.

- Я не привык два раза повторять! - рассердился Маринин. - Убрать отсюда всех посторонних. Этих вот, - он ткнул пальцем в пассажиров. - Я буду праздновать свои именины здесь!

- Да, но, господин штабс-капитан, это зал ожидания. Его нельзя занимать. Пассажирам некуда будет деваться.

- А, черт возьми! - закричал Маринин, размахивая красными волосатыми кулаками.- Какие пассажиры? Какие пассажиры могут быть в военное время, я вас спрашиваю?!

- Здесь прекрасный буфет,- робко возражал начальник станции.

- Что-о-о? Мои именины - в буфете? К черту! Я дворянин! У меня имение в Орловской губернии! Дом сам Растрелли строил!

Начальник станции почтительно топтался на месте, сверху вниз глядя на маленького штабс-капитана.

- Ну, что вы стоите? Я же приказал!

Начальник пожевал губами, подыскивая новое возражение.

- Но, господин штабс-капитан, зал очень велик. Где взять столько гостей?

Маринин схватил начальника станции за грудь, притянул к себе и, дыша ему в лицо водочным перегаром, закричал:

- На моих именинах не будет гостей?! Да весь гарнизон придет поздравить меня! Я здесь, на вашей паршивой станции, единственный дворянин! У меня имение в Орловской губернии!

Он еще долго кричал, сквернословил, размахивал кулаками и в конце концов добился своего: пассажирский зал ожидания был превращен в ресторанный зал.

Несколько столов коленчатой линией пересекли его поперек. Стулья, скамьи, табуретки, кресла - все пошло в ход. Однако, если бы Маринин был потрезвее и мог внимательно осмотреться, он пожалел бы о затеянном. Кучка офицеров-комсостав «гарнизона», как называл Маринин небольшой отряд, расположенный на станции,- представляла жалкое зрелище. Сбившись на одном конце огромного стола, они казались придавленными пустотой большого, мрачного, плохо освещенного зала. Видимо, все, кроме Маринина, чувствовали себя неважно, и кое-кто даже пытался ускользнуть. Но часовой, поставленный у дверей штабс-капитаном и получивший от него строгое приказание не выпускать и не впускать никого, молча преграждал всем дорогу. Тогда, махнув рукой, офицеры принялись за водку, и под мрачными сводами все громче и громче стали звучать пьяные голоса.