Золотой поезд. Тобольский узелок

Знакомые дома, недавно гостеприимно открывавшие двери перед Ребровым, теперь чужды и враждебны. Там, где помещался железнодорожный райком коммунистической партии, теперь белая разведка. В здании городского совета — центральная комендатура. В особняке Поклевского-Козелл — штаб белой гвардии. В епархиальном училище, где была академия, — чешская воинская часть. И только в женском монастыре все по-прежнему: у ворот монашки и оглушительный звон на колокольне.

«Неделю-другую надо выждать», — решает Ребров и поворачивает домой.

Он идет мимо Ипатьевского особняка. Особняк все еще зашит щитами. Часовые прогуливаются взад и вперед. «Ничего не могут найти, — думает Ребров и проходит дальше. — Надо сидеть дома неделю-другую», — повторяет он про себя и идет через двор к своей квартире.

В дверях его встречает Валя. У нее в руках газета. Она чем-то встревожена. Протягивает газету.

— Прочти, Борис, — сказала она шепотом, едва он вошел в комнату, и плотно закрыла дверь.

Ребров читает:

ОТ СЛЕДСТВЕННОЙ КОМИССИИ.

Лиц, могущих указать подробности отправки большевиками незадолго до сдачи города особо секретного поезда, просят дать свои показания следственной комиссии. Прием от 11 до 3 часов дня.

Следователь Наметкин.

г. Екатеринбург.

ПРИКАЗ ПО ЗАПАДНОМУ ФРОНТУ.

Приказываю в интересах следствия по делу об исчезновении царской семьи в случае обнаружения и задержания лиц, поименованных в прилагаемом ниже списке, дабы жизнь их была во что бы то ни стало сохранена и они, по их задержании, были бы препровождены в тыл.

Командующий фронтом генерал Дитерихс.

Список лиц, подлежащих немедленному отправлению в тыл в случае их задержания:

1) Голованов.

2) Нечаев.

3) Ребров.

4) Запрягаев.

…

61) Жебелев.

62) Воздвиженский.

63) Новожилов.

64) Наумов.

…

101) Белозипунников.

102) Караваев.

103) Масленников.

104) Катальский.

161) Красноперов.

162) Руненберг.

163) Лиханов.

164) Коркин.

…

— Борис… — хотела что-то сказать Валя.

— Погоди, — он второй раз прочел сообщения и только тогда повернулся к Вале.

— Не понимаю. При чем тут я?

— Но как же мы? Они найдут тебя, — испуганно сказала Валя.

— Пустое. Вот золоту грозит опасность. Надо обратно через фронт, — ответил Ребров.

Душно спать летом в маленькой комнате. Ребров ворочается с боку на бок. Пропадет золото. Погоня, погоня.

Кругом трупы, и все знакомые. Вот Голованов, Нечаев, Запрягаев; они лежат у стен вокзала в один ряд, как папиросы в портсигаре. Головы разбиты, вместо мозгов — тряпки. Опять гонятся, ловят, и надо бежать. Лето, а холодно. Нужно зажечь спичку. От этого зависит жизнь. Долов смеется и тычет пальцем: «Он! Он! Бери его!»

Ребров мечется в постели, скрипит зубами. «Хоть бы проснуться», — думает он во сне и открывает глаза. Рядом разметалась Валя; ей, очевидно, тоже душно. На дворе светает.

«Чертовщина, — ругается про себя Ребров, — никогда не думал, что так тяжело оторваться от своих. Долов… Вот сволочь!»

Ребров встает и подходит к окну. Там, по улице, идет патруль. «Пройдет мимо или остановится? Нет, заходит во двор. С чего бы это?» Идут к флигелю.

«К нам, — соображает Ребров, — за мной». Мелькает мысль: «Бежать! А Валя?.. Да и поздно».

У окна выросли фигуры с винтовками. Продолжительный звонок, стук прикладов в прихожей и чей-то сиплый голос:

— Кто хозяин?

Хозяин, еще сонный, в белье, с испугом вытягивается перед военным.

— Я.

— Ты большевиков укрываешь. Есть у тебя Чистяков?

— Это я, — говорит Ребров, выходя в открытую переднюю. — Хозяин никого не укрывает, а я такой же большевик, как и вы. Тут какое-то недоразумение.

— Молчи, сволочь!

— Вежливей!

— Я тебе покажу вежливость.

— Не тыкай мне! — крикнул на унтера Ребров. — В комендатуре ответишь за свое хамство.

Угроза произвела впечатление. Начальник патруля сбавил тон.

— Собирайтесь, — сказал он сухо Реброву и, повернувшись к хозяину, добавил: — Где ваш сын? Он тоже с нами.

Кузьма Иванович, бледный и жалкий, накинул на себя пальто.

— Что вы делаете, господин офицер? Какой он большевик? — заплакала хозяйка.

Арестованных вывели во двор.

— Я вернусь через час-два, в центральной комендатуре все выяснится, — спокойно сказал Ребров, заметив, что Шатрова готова заплакать.

Безнадежно махнув рукой, Валя сбежала с крыльца, не видя ничего перед собой.