Золотой пуд

Связав Борису Шулубину руки, бандиты погнали его впереди себя на лыжах, а сами шли следом с винтовкой и заряженным оружием в руках. Несмотря на связанные руки, они вначале побаивались Бориса, так как он мужик здоровый, крепкий, а они оба были недомерками худыми и насквозь прокуренными и пропитыми. В схватке Борис одолел бы обоих сразу за пару минут. Но, увидев покорность Шулубина и ощущая в руках оружие, бандиты постепенно успокоились и уже не так бдительно следили за своим пленником.

Часа через три подошли к избушке. Сняв лыжи. Мизгирь зашел в избушку, сказав Сучку, чтобы он помог снять лыжи пленнику. Тут все и произошло.

Едва Сучок отвязал одну лыжу Борису, как тут же получил страшный удар ногой в лицо и потерял сознание. Борис уже умудрился развязать руки и, сноровисто скинув вторую лыжу, накинул петлю на руки Сучка, затянул потуже и завязал. Затем, подделываясь под голос незадачливого конвоира, позвал Мизгиря. Тот, ничего не подозревая, открыл дверь и вышел наружу, зажмурившись от слепящего снега и… очнулся уже в снегу со связанными руками.

Лица он почти не чувствовал, ощущая только страшную боль в голове. Рядом лежал скорчившись Сучок и умолял Бориса не убивать его. Борис же молча перезарядил ружье, закинул мелкашку за спину и затем, подняв легко Сучка за шиворот, подвел его к лыжам и заставил надеть их на ноги. Так же он сделал и с Мизгирем. Только тот не мог почти стоять и все норовил упасть и зарыться гудевшей головой в снег. Борис, поддавая ему пинками, приговаривал;

— Стой, сука, не падай, а то убью, золота захотел, так держись — я отвезу вас к нему поближе, гниды таежные, твари.

С трудом поставив Мизгиря на лыжи, Борис повел их связанных между собой на трассу. Те, боясь даже лишнее слово сказать (убьет ведь, и никто не найдет), покорно брели навстречу своей незадачливой судьбе. Через два часа вышли на трассу. Здесь Борис остановил первый же попутный «КАМАЗ», объяснил ситуацию водителю. И они вдвоем затолкали бандитов в кабину, надежно связали и через час доставили их в Оротуканский ПОМ. Борис, написав объяснение, скрылся, так как понимал, что его самого могут задержать за незаконную разработку недр.

Выслушав Юру, Матвеич задумчиво покачал головой и сказал, что этому Борису медаль надо дать и денежную премию. Тем не менее его объявили в розыск. (Но так и не нашли).

А со Славкой тоже непростая история, оказывается, была. Жил он с сентября на Украине, и, когда ему исполнилось 18, призвали в Украинскую армию, но служить сечевиком Славка не захотел и, имея мечту служить в Российской армии, махнул без документов и денег через Украину и всю Россию попутками аж до Охотского моря, где в Магадане проживал дядька. Но у дядьки Славка продержался недолго по причине его, дядиного, беспробудного пьянства и очутился в Оротукане, где хотел устроиться в артель, но туда брали только с мая, и он пошел к Борису.

Варнаков за убийство осудил гуманный суд сроком на 6 лет каждого. Через 6 лет Матвеич, проезжая по трассе, заехал навестить деда, одиноко проживавшего на Баранке, и здесь неожиданно встретил исхудавшего, почти беззубого Мизгиря. Но это уже другая история.

Наледь

— Смотри, Матвеич, ломиком намахаешься — там наледь страшенная.

Под это напутствие долговязого дежурного Синегоров с Игорем выехали из поселка.

— Ты слышал, Игорь? Едем до первой наледи и сразу разворачиваемся.

— Да ладно, все понятно, а сколько до поселка?

— Какой там поселок! Одно название: дома все брошенные, семья оленеводов живет, и больше никого. А ехать километров восемьдесят.

— За три часа обернемся.

— Лучше не загадывай, тайга, однако. Хорошо что мороза нет, всего градусов тридцать, а то оделся как турист городской.

— В машине же тепло.

— Правильно, когда движок работает. А когда встанем?

— Не переживай, Матвеич, машина надежная.

Через семьдесят километров увидели на дороге людей. Один из них издалека замахал рукой.

— Чего это они, кто такие? — удивился Игорь.

— Наледь же там, а это оленеводы.

— Чукчи, что ли?

— Чукчи на Чукотке, а это орочи и эвены.

Машина остановилась перед спуском с пригорка, внизу блестела гладкая как стекло наледь. Синегоров вылез из «уазика» и поздоровался с оленеводами. Старика Егора узнал сразу и сначала пожал руку ему. Потом поздоровался с двумя другими — Васей и Мишей. Егор предупредил:

— Дальше нельзя, однако: наледь шибко большая.

И добавил, что они на «Буране» не рискнули ехать по ней. «Буран» стоял дальше, сразу за наледью.

— А вы откуда и куда? — спросил Синегоров.

— Да вот, с поселка возвращаемся на стоянку, сейчас объедем стороной эту наледь и покатим, — ответил Егор.